Тугова гора - [3]

Шрифт
Интервал

Ростовские бояре так и сделали. Уж коли не вышло с Ярополком, повернули на другого. Еще не утвердившийся прочно молодой Всеволод узнал, что они призвали из Новгорода князя Мстислава Ростиславовича и тот идет на Владимир в великой силе, намереваясь лишить его княжения. Всеволод собрал рать и вышел навстречу. «Всеволод же поиде противу Мстиславу. И много послаще к нему о миру, — сообщал летописец, сочувствуя молодому князю. — Он же [Мстислав] не хоте мира, слушающе ростовцев, и бишася у Липиц, у Юрьева на поле».

Так впервые недоброй памяти междоусобица помянула реку Липицу.

Ратное счастье в битве осталось за Всеволодовой дружиной: Мстислав бежал, а «ростовцев всех повязаша».

Ратники еще не возвратились к домам — новое известие: рязанский князь Глеб сжег Москву и теперь подступал к Владимиру; в союзники взял половцев; безжалостно грабят, жгут, уводят людей в полон.

Воины Всеволода Юрьевича обрушились на насильников. Отогнали! Был схвачен главный виновник разбоя рязанский князь Глеб. Простые владимирцы вытащили его из княжеского острога-поруба, куда он был посажен, и в ярости своей ослепили.

Вороньем слетались враги с разных сторон. Возмущало русских людей — ремесленников и землепашцев, — что князья в свои разорительные походы зовут еще и иноземцев, которые толпами гонят пленных русичей в чужие страны.

Снова лавина половцев. Только идут на сей раз с князьями киевским, черниговским, новгородцами. С берегов Камы и Волги делают опустошительные набеги булгары. Молодой князь Всеволод с дружиной и пешцами из простых людей мужественно обороняет землю.

Постепенно его начинают побаиваться— силу набрал: в относительной независимости от стольного Владимира только далекая южная Волынь; не покорствуют ещё новгородцы, отстаивая вечевые права и свободы, но и они уже не решаются призывать к себе князя — он у них только как военачальник, для обороны границ, в делах управления не участвует, — и они не решаются звать князя без ведома Всеволода Юрьевича: Новгород хлебом не богат, торговые пути идут через Владимир, поневоле задумаешься, поневоле смиришься.

— Долгие руки были у батюшки, городки новые рубил в лесных дебрях… И то: срубил городок на речке Москве — Москвой и нарёк город сей; оно так, славы искал: тоже на речке срубил новый городок, так назвал Переяславлем, а речку Трубежем, всё как в южном древнем Переяславле — славу, мол, мы переяли. Так городки-то се были вокруг Владимира. А сынок его Всеволод ишь как расщеперился! Длань свою простер на все пределы русские. Вона как мы, глядите! Гордыня обуяла!

Это о нем так поговаривали, и было тут больше восхищения, нежели ненависти и зависти.

В годы затишья обустраивали и крепили города, возводили каменные храмы, искусные мастера украшали их чудной лепкой и фресками. Белокаменной сказкой разросся на высоком берегу Клязьмы стольный Владимир.

В один из дней Всеволод Юрьевич собрал вместе сынов своих, их у князя много, недаром прозвище ему — Всеволод Большое Гнездо. Сыновья подрастают на диво: старшие, Константин и Юрий, под надзором умудренных в воинском деле воевод уже участвуют в ратных битвах. Они еще отроки, но отец женит их, старается теснее связать удельные княжества родственными узами, хотя знает, как непрочны бывают эти узы — Константина обвенчал со смоленской княжной, Юрия — с киевской, и сам, овдовев, взял дочь витебского князя. Ему скоро стукнет шестьдесят, три с лишним десятка лет из них он — великий князь. Жизнь была сложной, беспокойной, временами его одолевает усталость.

— Живете в княжом дому с оглядкой на меня: батюшка-де голова всему, все решит, все сделает, зачем втягиваться в дела многотрудные? — с такими словами обратился он к княжичам. — Пора вам расправить крылья, не все оставаться птенцами, пора взлететь и соколами. Поедете в земли, какие и вам назначил. Устраивайте свои города и веси, высоким разумом вершите правый суд. А правому бог помощник.

Старшему, Константину, велением князя был дан Ростов и к нему Ярославль, Углич и все заволжские земли до Кубенского озера; Ярославу достался Переяславль; Святослав поехал княжить в Новгород, гордую боярскую республику. Плотный увалень княжич Юрий обидчиво скривил губы.

— Что же, батюшка, для меня и города не осталось?

Всеволод Юрьевич отшутился:

— Какие лютые у меня сыны. Не могу же я здесь без никого остаться?

— Как без никого? — вспылил княжич. — А Володька? А Ванька?

— Им еще с мамками на женской половине быть. Малы! И не спорь!

Князь не стал скрывать своего раздражения, вызванного непослушанием сына, сказал резко. Юрий торопливо смахнул пухлым кулаком внезапно выступившие стыдные слезы, в злом отчаянии убежал из палаты. Он чувствовал себя незаслуженно обделенным, не мог понять, почему отец поступил с ним так сурово. Мелюзга Ярослав и Святослав уже князья, а он старше и по-прежнему княжич, — обидно! У самолюбивого княжича к более удачливым братьям росла глухая неприязнь.

3

Отец не торопил с отъездом, но Константин сам не хотел задерживаться, хотя невыносимо грустно было расставаться с городом, где родился и вырос, с его великолепием белокаменных соборов, с заклязьминскими лесами, где с братьями гоняли зверя.


Еще от автора Виктор Флегонтович Московкин
Потомок седьмой тысячи

Здесь впервые объединены все три части романа-трилогии Виктора Московкина, по отдельности издававшиеся в разные годы. Роман рассказывает о жизни и борьбе рабочих одного из старейших крупных предприятий России, охватывая период с 1893 по 1917 год.


Как жизнь, Семен?

Кроме повести «Как жизнь Семён?» в эту книгу вошли: Обидные рассказы (6), Бестолковыши (5), Валерка и его друзья (14) и Рыбацкие рассказы (4). .


Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь

В. Московкин — писатель преимущественно городской темы: пишет ли о ребятишках («Человек хотел добра», «Боевое поручение»), или о молодых людях, вступающих в жизнь («Как жизнь, Семен?», «Медовый месяц»); та же тема, из жизни города, в историческом романе «Потомок седьмой тысячи» (о ткачах Ярославской Большой мануфактуры), в повести «Тугова гора» (героическая и трагическая битва ярославцев с карательным татаро-монгольским отрядом). В эту книгу включены три повести: «Ремесленники», «Дорога в длинный день», «Не говори, что любишь».


Золотые яблоки

Повесть и рассказы о молодых рабочих, их труде, быте, любви, а так же очерки о Вьетнаме.


Человек хотел добра

В книгу ярославского писателя Виктора Московкина включены рассказы и повесть «Как жизнь, Семен?», посвященные школьникам и подросткам, делающим первые самостоятельные шаги.


Солдат революции

Николай Ильич Подвойский (1880–1948) — один из замечательных революционеров-ленинцев, героев Великого Октября. Выдвинувшись в первые ряды борцов за строительство нового, социалистического общества, он все свои силы и знания отдавал беззаветному служению народу. Куда бы ни посылала его партия и на каком бы посту он ни был, Подвойский всегда и везде являл собой образец верности делу коммунизма. В грозные октябрьские дни 1917 г. и в годы гражданской войны ему приходилось выполнять ответственные поручения в.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.