Туарег - [81]

Как только Мадани исчез, Гасель вновь пересек улицу. Полицейский, не перестававший на него поглядывать, начал заметно нервничать.

– Это был министр? – осведомился Гасель.

– Да. Это был он… Я же тебе сказал, чтобы ты ушел! Оставь меня в покое!

– Нет! – Тон туарега был сухим, решительным и угрожающим. – Я хочу, чтобы ты передал ему от моего имени: если послезавтра он не освободит мою семью и она не будет стоять на этом самом месте, где ты стоишь, я убью президента.

Толстяк оторопело уставился на него. Он на несколько секунд лишился дара речи и наконец ошеломленно повторил:

– Что ты сказал? Что ты убьешь президента?

– Именно, – кивнул Гасель и показал пальцем на здание. – Так и передай! Я, Гасель Сайях, освободивший Абдуля эль-Кебира и убивший восемнадцать солдат, убью президента, если мне не вернут мою семью. Не забудь! Послезавтра!

Он повернулся вполоборота и зашагал прочь, прокладывая себе дорогу между автобусами и грузовиками. Те не двигались и вовсю сигналили, потому что регулировщик словно превратился в соляной столб, уставившись взглядом мертвой коровы в одну точку – туда, где рослый бедуин исчез из поля зрения, растворившись в толпе.

В течение следующих десяти минут полицейский пытался совладать со своими нервами и кое-как восстановить процесс движения, убеждая себя самого, что происшествие не имело смысла и что это была глупая шутка или наваждение, вызванное перенапряжением в работе.

Однако в уверенности, с которой говорил этот сумасшедший, было что-то, лишавшее покоя. Волнение вызывало также то обстоятельство, что туарег упомянул Абдуля эль-Кебира и его освобождение, а ведь всем уже известно, что экс-президенту удалось бежать и он находится в Париже, откуда постоянно посылает обращения с целью вновь собрать своих сторонников.

Спустя полчаса, будучи не в силах сосредоточиться на работе и сознавая, что он, того и гляди, устроит затор или серьезную аварию, полицейский покинул свой пост, пересек бульвар и маленький садик министерства и вошел, чуть ли не дрожа, в широкую приемную с высокими колоннами из белого мрамора.

– Я хочу поговорить с начальником безопасности, – обратился он к первому встречному служащему.

Спустя пятнадцать минут на него внимательно смотрел сам министр Али Мадани – с озабоченным видом и комично нахмуренной переносицей, – восседавший по другую сторону великолепного стола из красного дерева, покрытого лаком.

– Высокий, худой, лицо спрятано за покрывалом? – повторил тот, желая убедиться, что посетитель не ошибся. – Вы уверены?

– Совершенно, ваше превосходительство… Настоящий туарег, каких увидишь разве что на открытках. Несколько лет назад их можно было часто встретить в Старом городе и на базаре, но с тех пор, как им запретили носить покрывало, их что-то больше не видно…

– Это он, вне всякого сомнения… – проговорил министр, зажигая длинную турецкую сигарету, вставленную в мундштук. Казалось, он был поглощен своими мыслями. – Повторите-ка мне как можно точнее, что он сказал, – затем попросил он.

– Что если послезавтра ему не вернут его семью, оставив ее здесь, на углу, он убьет президента…

– Он сошел с ума…

– Именно это я себе и сказал, ваше превосходительство… Но иногда сумасшедшие становятся опасными…

Али Мадани повернулся к полковнику Турки, который состоял в должности генерального директора госбезопасности и которого он мог с полным основанием считать своей правой рукой, и обменялся с ним недоуменными взглядами.

– Какого черта, почему он говорит о семье? – спросил он. – Насколько мне известно, мы ее и пальцем не трогали.

– Может, это какой-то другой человек…

– Брось, Турки! На свете не так-то много туарегов, которые могут что-то знать об Абдуле эль-Кебире и смерти солдат. Это наверняка он. – Министр повернулся к постовому и взмахом руки попросил его удалиться. – Вы можете идти… – сказал он. – Но никому об этом ни слова.

– Будьте спокойны, ваше превосходительство! – нервно ответил тот. – В том, что касается служебных секретов, я могила.

– Тем лучше для вас, – сухо прозвучало в ответ. – Если вы сдержите обещание, я предложу продвинуть вас по службе. В противном случае я займусь вами лично. Понятно?

– Конечно, ваше превосходительство. Конечно.

Как только он покинул кабинет, министр Мадани встал, подошел к широкому окну и, раздвинув жалюзи, остановился и долго смотрел на море, на которое вдали надвигалась туча, завораживая взгляд игрой света и тени.

– Значит, он добрался сюда… – сказал он вслух, чтобы его слышал полковник, но на самом деле разговаривая сам с собой. – Этому проклятому туарегу мало той кучи проблем, которые он нам доставил, – нет, он дерзнул явиться прямо к нашему порогу и бросить вызов… Неслыханно! Нелепо и неслыханно!

– Хотелось бы мне с ним познакомиться…

– Черт! И мне, – убежденно воскликнул Министр. – Таких смельчаков нечасто встретишь… – Он раздавил сигарету об оконное стекло. – Но какого дьявола ему надо? – неожиданно угрюмо спросил он. – Что это за история с его семьей?

– Не имею ни малейшего представления, ваше п ревосходительство.

– Свяжись с Эль-Акабом, – приказал министр. – Выясни, что случилось с семьей этого безумца. Проклятие! – пробормотал он, выбросив окурок за окно и проследив за ним взглядом: тот упал на его же автомобиль, припаркованный в углу сада. – Как будто мало Абдуля! – Он взглянул на подчиненного в упор: – Чем это только занимаются твои люди в Париже?