Туарег - [18]

Он подумал о своей семье: о жене, которая подала на развод и получила его на основе приговора, о детях, которые ни разу ему не написали, о своих друзьях и товарищах, стерших его имя из памяти, хотя в течение многих лет они превозносили его за щедрость, и об этой банде воров, убийц и наркоманов, которые его смертельно ненавидят и, стоит только зазеваться, тут же всадят штык в спину или подложат в койку ручную гранату.

– Что тебе потребовалось бы? – спросил он, не оборачиваясь, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни малейшего намека на обещание.

– Грузовик, джип и пятеро солдат. Я также возьму с собой Мубаррака бен-Сада, туарегского проводника. И мне понадобятся верблюды.

– Сколько времени?

– Четыре месяца. Но мы бы поддерживали связь по радио раз в неделю.

Вот теперь Калеб эль-Фаси взглянул на сержанта в упор:

– Я не могу никого заставить тебя сопровождать. Если ты не вернешься и об этом станет известно, мне не сносить головы.

– Я знаю тех, кто охотно согласится и не будет трепаться. Оставшиеся не должны ни о чем знать.

Капитан медленно вылез из воды, облачился в широкие шорты, сунул ноги в найлы, позволяя горячему воздуху обсушить тело, и с сомнением покачал головой.

– Думаю, ты свихнулся, как этот туарег, – заметил он. – Но может быть, ты прав, и это лучше, чем сидеть здесь в ожидании смерти. – Он помолчал. – Нам следовало бы придумать толковое обоснование столь длительного путешествия. – Он улыбнулся. – На случай, если ты не вернешься.

Малик ухмыльнулся, довольный победой, хотя с самого начала был уверен в успехе. С того самого момента, когда рано утром туарег исчез из виду между барханами, сержант размышлял о том, как ему изложить свой план, и чем больше размышлял, тем явственнее осознавал, что добьется разрешения.

Они зашагали к канцелярскому бараку, и Малик с легкой улыбкой заметил:

– Я уже подумал об этом. – Капитан остановился и посмотрел на него. – Рабы.

– Рабы?

– Туарег, который уехал сегодня утром, вполне мог обмолвиться, что слышал, будто караваны работорговцев вступили на нашу территорию. Торговля рабами вновь достигла угрожающих размеров.

– Знаю. Но ведь они направляются к Красному морю и в страны, где все еще признают рабство.

– Верно, – согласился Малик. – Но кто помешает нам предпринять попытку проверить сообщение, а потом признать, что тревога, мол, оказалась ложной? – Он иронично улыбнулся. – Скорее всего, им придется похвалить нас за рвение и самопожертвование.

Они вошли в канцелярский барак, в котором была всего-навсего одна просторная комната с двумя столами. В эти утренние часы она уже успела прогреться. Капитан тут же направился к большой карте района, занимавшей всю стену в глубине помещения.

– Иногда я спрашиваю себя, как это только тебя сцапали, чтобы сунуть в эту дыру? Ведь ты такой ушлый. Где собираешься искать?

Малик решительно ткнул в огромное желтое пятно, в центре которого имелось абсолютно белое пространство – ни одного обозначения дороги, верблюжьей тропы, колодца или населенного пункта.

– Вот тут, в самом центре Тикдабры. По идее, караван должен был оставить Тикдабру на севере, обогнув ее. Но если они сбились с пути, зайдя вглубь барханов, то должны были попасть в этот район «пустой земли», когда поворачивать назад было уже слишком поздно. И тогда, вероятно, им не оставалось ничего другого, как попытаться добраться до колодцев Мулей эль-Акбара, и они не добрались.

– Это всего лишь предположение. Точно так же они могут оказаться в другом месте.

– Возможно. Но их нигде нет, – заметил он. – Район южнее Тикдабры прочесывают уже не один год. И восточнее, и западнее. Однако никто так и не рискнул сунуться в саму Тикдабру. По крайней мере, те, кто на это отважился, так и не вернулись.

Капитан прикинул:

– Более пятисот километров в длину и триста в ширину по барханам и равнинам. У тебя больше шансов обнаружить белую блоху в стаде мехари.

Ответ был краток:

– У меня есть одиннадцать лет, чтобы заниматься поисками.

Капитан сел в свое разваливающееся кресло, обитое газельей шкурой, поискал сигарету, не спеша зажег ее и стал внимательно изучать карту, которую знал как свои пять пальцев, поскольку, когда он сюда прибыл, она уже висела на стене. Он хорошо представлял себе, что такое пустыня, и ему было прекрасно известно, что значило проникнуть вглубь такого эрга, как Тикдабра, образованного непрерывно сменяющими друг друга высочайшими барханами, простирающимися, словно гигантские морские волны, которые защищали огромную бескрайнюю равнину.

– Даже ящерица не может там выжить, – проговорил он наконец. – Если кто-то с тобой отправится, считай, он уже впал в безумие, и ты сделаешь мне одолжение, избавив меня от него. – Он открыл небольшой сейф, вделанный в пол и спрятанный под досками рядом с его столом, пересчитал лежавшие там деньги и покачал головой. – Придется тебе реквизировать верблюдов у бедуинских племен, – заметил он. – У меня нет денег, а наших я тебе не дам.

– Мубаррак поможет мне их достать. – Сержант направился к двери. – Если позволите, я переговорю со своими людьми.

Капитан взмахом руки ответил на его приветствие, вновь запер сейф и откинулся в кресле, положив ноги на стол, устремив взгляд на карту. На губах его застыла легкая улыбка: он был доволен, что принял предложение. В случае неудачи он потеряет шесть человек, туарегского проводника и две автомашины. Однако никто не потребует от него отчета за происшествие, которое в здешних краях было в какой-то степени рядовым. Много патрулей так безвозвратно и исчезло, потому что достаточно ошибки проводника, неисправности в моторе или лопнувшей оси, чтобы обычная вылазка обернулась трагедией, безвыходной ситуацией. Собственно, в этом и заключался расчет, когда в Адорас отправляли весь этот сброд из казарм и тюрем страны. По идее, ни одному из его подчиненных не суждено вернуться в цивилизацию живым, поскольку общество не желало принимать их обратно в свое лоно, отторгнув их навсегда. А значит, никому нет дела до того, поубивают ли они друг друга, унесет ли их лихорадка, сгинут ли они в ходе обычного дозора или исчезнут во время поисков мифического сокровища.