Трясина [Перевод с белорусского] - [34]

Невысокий, худощавый человек настороженно следил за жизнью леса. Он оглядывал прихотливое сплетение ветвей дуба и ели, и у него возник вопрос, что это — борьба за существование или дружба союзников?

Одинокий путник не верил тишине и лесному покою, он считал это обманчивой видимостью. На широких земных просторах бурлил водоворот жестокой, беспощадной борьбы, но не бессмысленной и хаотичной, а развертывающейся планомерно, по нерушимому закону. В этой буре невысокий, худощавый человек всем существом ощущал рождение нового мира. Вот почему он шагал твердой поступью в этом бурном потоке. Говорят, кто сеет ветер, пожнет бурю. Этот смелый человек сеял бурю, через бурю должен вырасти новый мир, новый, свободный человек.

Это был товарищ Невидный, тот самый, который так заинтересовал деда Талаша. У Невидного за пазухой был довольно объемистый пакет. В нем аккуратно сложены были воззвания к крестьянству оккупированного Полесья, инструкции для подпольных большевистских организаций, этих живительных родников, откуда неустанно черпают силы все борющиеся за власть Советов. Тут же лежали и обращение оккупантов к помещикам, зовущее их возвратиться в свои имения, и приказ крестьянам немедленно вернуть все, взятое ими из помещичьих усадеб. Невидный тщательно собирал все эти материалы, которые помогали вести наглядную агитацию против оккупантов и раскрывать их подлинную сущность. С большим риском он переходил с места на место, организуя новые ячейки, помогая в работе ранее возникшим. Теперь он шел в село Поставы. Посетил он это село месяц назад, когда там еще не было оккупантов. Сейчас его интересовала судьба ячейки, которую он там организовал. Существует ли она еще?

Нет ничего худшего, чем неведение. Что известно было Невидному о селе Поставы? Только, что оно было занято легионерами и время от времени там появлялись их разъезды. Невидный соблюдает осторожность: ему известно, как следят жандармы и полицейские за такими людьми, как он, что ждет его, если он попадется им в руки. Он не боялся за свою жизнь, но стремился выполнить дело, которое ему доверила партия.

Прежде чем войти в село, Невидный остановился в зарослях кустарника около замерзшей речки и внимательно оглядел окрестность.

В селе было тихо и безлюдно. Невидный терпеливо выжидал удобного момента, чтобы выйти из своей засады. Надо было расспросить кого-нибудь из местных жителей, есть ли здесь легионерский постой. Но никого не было видно.

Вдруг до него донеслись звонкие детские голоса. Вскоре он разглядел на реке катавшихся мальчиков. Их было пятеро. Они проложили на льду узкие, длинные следы, катаясь на чем попало, — кто на деревянных чурках, прилаженных к лаптям, а кто просто в лаптях без всяких приспособлений. Одеты они были в заплатанные суконные халатики, подпоясанные домоткаными, цветными кушаками, и посконные брючки. Шапки на них были самых разнообразных фасонов и размеров, зимние и летние. Мальчикам, видно, было весело. Они шумно разговаривали и звонко смеялись.

Невидный обрадовался. Чтобы не испугать детей, он незаметно вышел из кустарника и направился к ним с видом беззаботного человека, насвистывая мотив веселой песни. Однако мальчики, заметив его, — приумолкли.

— Гуляйте, ребятки, чего испугались!

— Мы не испугались! — отозвался один.

Невидный подошел ближе. Мальчики все же недоверчиво поглядывали на него, прекратив свои игры.

— А почему вы, хлопцы, в школу не ходите?

— Учителя нет, — хором ответили мальчики.

— Где же ваш учитель?

— Легионеры забрали.

— Арестовали?

— А-а!

— Когда?

— Вчера.

Наступило короткое молчание. То, что Невидный так интересовался судьбой их учителя, рассеяло недоверие мальчиков.

— А скажите, Ничыпор Барейка дома?

Голоса мальчиков разделились. Одни ответили — дома, другие — нет. Они уже совсем освоились с Невидным и говорили с ним без робости. На вопросы отвечали хором, но в более трудных случаях, требовавших смекалки или осторожности, отвечал старший из них, Микита Гулик. Он же послал Михалку Крупика в село, чтобы узнать, дома ли Ничыпор Барейка.

— Если он дома, скажи ему, пусть придет сюда, — добавил Невидный, потом спросил у Михалки: — А легионеры стоят в селе?

— Теперь нет, но они здесь недалеко.

— Так ты, брат, передай Ничыпору потихоньку, чтобы никто не слышал.

Михалка убежал, а Невидный разговорился с мальчиками.

— Ну как вы сейчас живете при новой власти?

Мальчики потупили глаза. Видно, они не решались сказать того, что думали. Наконец Микитка проговорил с оттенком грусти в голосе:

— Плохо!

— Почему же?

— Да вот забрали нашего учителя. Хлеб, живность забирают. А если кто хоть немножко поспорит, того бьют.

— А вы не слышали, за что арестовали вашего учителя? — спросил Невидный, словно не знал истинной причины ареста.

— Говорят, за то, что большевиком был, — неуверенно ответил Микитка.

— А как легионеры догадались, что он большевик?

Марцин Крук его выдал, — смелее сказал Микитка.

— Кто он такой?

— Здешний богач. У него красноармейцы коня взяли, так он со злости готов топить всех большевиков.

— От кого слышал, что его выдал Марцин Крук?

— Все так говорят.

Беседа прервалась: вдали бежал Михалка. Всем было любопытно узнать поскорее, с чем он вернулся. А Михалка еще издалека крикнул, что Ничыпор дома и сейчас идет сюда. И действительно, несколько минут спустя пришел и Ничыпор, нахмуренный и озабоченный. Рыжеватые брови его срослись над переносьем. На вид Ничыпору можно было дать немногим более двадцати лет. По-видимому, он был чем-то очень угнетен. Но лицо его прояснилось, когда он подошел к Невидному.