Трясина (не) равнодушия, или Суррогат божества - [16]

Пройдя необходимую процедуру проверки на посту охраны, я один, без сопровождения направился по асфальтированной дорожке к дому. Когда я подошёл ко входной двери в дом, та немедленно открылась и меня встретила сама хозяйка дома. Кристина Алексеевна выглядела даже лучше, чем на фотографиях, которые я видел в Интернете. Мне было известно, что сейчас ей 45 лет. Но выглядела она значительно моложе. Следов пластики я не заметил, хотя жёлтая пресса указывала на злоупотребление госпожой Фёдоровой медицинскими процедурами. Я бы дал ей лет 40. Высокая брюнетка, некоторые даже сказали бы статная, с выдающимся бюстом и замечательной фигурой. Её лицо явно не было образцом классической красоты, но отличалось какой-то очаровательностью. Иногда таких женщин называют миленькими. Я в отношении хозяйки дома такого эпитета не применил бы: её портил жёсткий взгляд серо-голубых глаз. Эта жёсткость чувствовалась сразу. Несмотря на то, что перед началом разговора она одарила меня улыбкой, я сразу же понял, что передо мной женщина серьёзная и с ней необходимо вести себя очень осторожно.

— Господин Талызин. — констатировала Фёдорова. — Или товарищ?

— Можно обойтись без официоза госпожа Фёдорова. — и продолжил, надеясь растопить лёд. — Или миссис?

В ответ она рассмеялась. Очень естественно, смех был настоящий, не наигранный.

— Раз мы так хорошо пониманием друг друга, может быть перейдём на ты? — она вопросительно посмотрела на меня и продолжила. — Долгая жизнь за границей отучила от использования отчества.

— Не вижу в этом проблемы. Итак, Кристина?

— Лучше просто Криста. Я могу обращаться к тебе по имени, Вячеслав?

— Да. Не люблю укороченные варианты своего имени.

— Договорились. В таком случае проходи в дом, а то мы уже пять минут стоим в дверях, что, с моей точки зрения, не очень хорошо.

Когда мы зашли в дом, хозяйка провела меня в небольшую гостиную на первом этаже, где мы уселись друг напротив друга в небольшие кресла около кофейного столика. Она тут же вызвала прислугу и после выяснения моих предпочтений попросила принести мне кофе, а ей бокал мартини.

— Итак, Вячеслав, ты решил взяться за дело моего сына. — опять утвердительно начала она. — Что тебя больше заинтересовало, деньги или само дело?

— Ни то, ни другое.

— Не понимаю тебя.

— Криста, если бы твой пасынок захотел и раскрыл своё алиби, он бы не отказался в тюрьме. В этом деле меня интересует психология, впервые вижу человека добровольно и (пока для меня) при отсутствии причины стремящегося в места лишения свободы. Если он, конечно, не лжёт.

— Неожиданно. Но Степан для меня является сыном. Сыном, а не пасынком. Обрати на это внимание, пожалуйста.

— Как ты стала для него матерью? Каким образом взаимоотношения мачехи и пасынка переросли в отношения матери и ребёнка?

— Это не твоё дело. — Фёдорова вскинула подбородок. — Но я отвечу. Я лишена возможности иметь детей. Когда я осталась одна с маленьким мальчиком на руках, с большими проблемами, мы сблизились. У него тоже никого не было. Вот мы и потянулись друг к другу. Степан для меня только сын, и никто иной. В то время и ему, и мне было тяжело. Тебе этого не понять.

— Честно говоря, и не собираюсь. Хорошо, мы определились, что ваши семейные отношения — это ваши семейные отношения. Меня больше интересует дело. Что ты успела узнать об алиби своего сына?

— Практически ничего. — Фёдорова не была удивлена моим вопросом, я же нисколько не сомневался в том, что она потратила значительную сумму денег и время на то, чтобы собрать доказательства невиновности сына. — Я никогда не контролировала его, сейчас он уже большой мальчик и вправе жить так, как ему хочется. Охраной он не пользовался, хотя мне это не очень нравилось. После того, как Стёпу задержали, я наняла несколько специалистов, которые попытались установить, где он находился 28 июня. Со слов людей, которые их рекомендовали, это были профессионалы. Результатов никаких. Также не удалось установить таинственного абонента, имя которого мой сын отказался раскрывать.

— Понятно, что ничего не понятно. Почему Степан может скрывать данные собеседника? Я думаю, что ты осознаёшь, насколько важно было бы установить это лицо и допросить.

— Всё я понимаю. Он не захотел делиться данной информацией даже со мной.

— Ладно, оставим этот вопрос в стороне. Пока. Как долго твой пасынок… извини, сын употребляет наркотики?

— Около 5 лет. С его слов это не является для него проблемой. Насколько мне известно, употреблял он кокаин, иногда марихуану.

— И ты спокойно воспринимали медленное самоубийство, которое совершал твой сын? — я всё-таки начал привыкать называть Фёдорова её сыном.

— Конечно, нет. Но у Степана сложный характер, он упрям, упорен в достижении своих целей. Лишь однажды я уговорила его пройти лечение в одной из частных клиник Англии. Это ничего не изменило.

— Какие ещё черты характера мне необходимо учитывать в общении с ним?

— Стёпа бывает вспыльчив, и это вызвано не употреблением наркотиков. С детства такой, вроде спокойный и вдруг взрывается. Но быстро отходит.

— У него имелись проблемы с деньгами? Хватало ли ему на приобретение этой отравы?