Труп на балетной сцене - [76]

— Другими словами, все стремятся к признанию?

— Это только часть. Хотя иногда она составляет целое.

— У некоторых.

— Разумеется, у некоторых, — согласилась Рут. — Многие довольствуются любой ерундой, которой их кормят. Не каждый способен на самоотречение. Но тот, кто услышал зов отличиться, лишается выбора. Остается одно — садиться и работать. Работать до седьмого пота, цепляться когтями и зубами, не отступать, пока не рухнешь. Таков наш удел.

Джульет налила себе новую чашку кофе.

— Удел, потому что мы сами так решили. Если бы наших детей воспитывали по-другому, если бы общество сменило приоритеты и ценилось счастье, а не достижения…

— Мы жили бы в Полинезии.

— А что плохого в Полинезии?

— Если бы мир был одной сплошной Полинезией, то никто бы не знал, что такое Полинезия. Ее бы не нашли. Не было бы путешественников, астролябий, карт…

Джульет пожала плечами. Перспектива отсутствия астролябий ее не волновала.

— Ты пожимаешь плечами, — заметила Рут. — А подошли бы месячные, я бы посмотрела, как бы ты разнылась, если бы никто не изобрел тайленол.

— Ты мне напомнила, — рассмеялась Джульет. — Что рекомендуют медики от грибка? Или это продается только по рецептам?

— Монистат?

— Точно. Спасибо. А то я вся исчесалась. — Она поежилась. За последние четыре недели Джульет выпила не меньше трех галлонов йогурта. А зуд не только не пропал — даже усилился.

— Так мы о чем? — передразнивая подругу, поежилась Рут. — О твоем гедонизме?

— Гедонизме? Любви к жизни? — эхом отозвалась Джульет, словно не представляла, что это такое.

— Ты снова виделась с Мюрреем Лэндисом.

— Я на него злюсь, — с неожиданной силой заявила Джульет. Она звонила Мюррею после второго посещения Электры в больнице и оставила на автоответчике сообщение, которое подытоживало все, что ей удалось узнать. Но он даже не ответил. Джульет понимала: дело не в том, что она ему не нравится. Значит, он боялся с ней встречаться. От этого он нисколько не вырос в ее глазах.

— Все еще?

— Нет, опять. Месяц назад он обещал позвонить и повести меня смотреть свою скульптуру. И ничего подобного. Я начинаю думать, что с этим парнем что-то не так.

— С ними со всеми что-то не так, — рассмеялась Рут. — Помнишь старинное определение романа: произведение литературы определенного объема, в котором что-то не так. Как ты считаешь, можно сказать про мужчин, что они мальчишки определенного возраста, в которых чего-то недостает? Или это ужасно по-женски?

Джульет собиралась возразить, что все взрослые — это выросшие дети, в которых что-то неправильно, и в этот момент зазвонил телефон.

— Есть автоответчик, — проворчала она. Аппарат был установлен на кухне и работал так громко, что не услышать было невозможно. Женщины замолчали. Раздалось три звонка, затем последовал щелчок, Джульет официальным тоном объявила, что ее, к сожалению нет дома, и предложила оставить сообщение.

Новый щелчок.

Прокашлялся мужчина.

— Джули…

Джульет подскочила.

За исключением опасного для здоровья уровня озона, в остальном вечер удался. Тихо сгущались сумерки, дневная жара начала спадать. Джульет вошла в Центральный парк вместе с потоком театралов, который устремлялся на восток, под аркаду высоких деревьев с пышной листвой.

Мюррей позвонил днем, сказал, что его приятель, который работает в парке, предложил ему пару билетов на «Макбета» в театр «Делакорт».[26] И спрашивал, не согласится ли Джульет с ним пойти.

— С удовольствием, — ответила она, гадая, к чему бы такое приглашение.

— Отлично, — обрадовался Лэндис. — Только не смогу тебя встретить заранее. Вчера ловил убийцу — полно работы.

— Нет проблем, — ответила она.

— Давай у входа в «Делакорт» без чего-нибудь восемь.

— Договорились, — согласилась Джульет и повесила трубку.

Она уже знала, что «ловить убийцу» — это профессиональный жаргон: на территории участка произошло тяжкое преступление, и наступила очередь детектива заниматься расследованием. Пообедав куском пиццы на скамейке у планетария, она вошла в парк.

На игровой площадке визжали дети, пробегая в сумерках сквозь дождевальный фонтан. Букетик цветов обозначал место, где несколько лет назад было совершено жестокое нападение на молодую пианистку. На скамейках вдоль ведущей к театру аллеи сидели усталые хозяева собак, няни, пожилые бегуны и ссорящиеся парочки. Дальше пространство бороздили тысячи велосипедистов и роллеров, они терроризировали редких пешеходов, заставляя тех дожидаться красного сигнала светофора у Бельведерского замка, а затем спешить изо всех сил, пока какой-нибудь помешанный на скорости псих на роликах не успел их переехать. Джульет понеслась вместе со всеми и поймала себя на мысли, что прикидывает, как бы поприличнее почесаться под колготками. Нет, завтра придется сдаться и купить противогрибковый препарат.

В следующую минуту она оказалась напротив того места, где над озером высился фантастический серый камень и несли шекспировскую вахту Ромео и Джульетта — пара долговязых бронзовых подростков. Гул возбужденных голосов театралов сливался с пением цикад. Здесь никто не платил за билеты, их получили даром все, кто отстоял днем в очереди, но не больше двух в одни руки. Демократическое и чисто культурное событие, и в то же время заслуга города — недаром здесь, среди этих людей, охватывало пьянящее чувство свободы.