Трудус-трудум-труд - [30]
И вот как-то весной наступил этот день. Пейру было уже почти сто лет. Одетый по-праздничному, он стоял на вершине склона, который спускался к Дордони. Мария стояла рядом и плакала — она сама не знала, от горя или от радости. А Пейру говорил:
— Ты, там — слышишь ты меня? Я с тобой попрощаться пришёл. Настал час расплаты за всё то зло, какое ты сделала тогда мальчугану. Я, красавица моя, сдержал слово. Больше тебе не пожирать наших сыновей. А раз уж мы с тобой свели наши счёты, я думаю, нам расстаться можно по-хорошему. В общем-то, мы с тобой понимали друг друга, верно?
В ответ ему снизу доносилось нежное мурлыканье и жалобные стоны. Пейру покачал головой:
— Плачь, плачь! Не станет больше габарщиков, не с кем тебе будет играть. Заставят тебя, милая, работать — турбины вертеть, электричество давать всей округе. Видала, какой завод для тебя построили? Да, конечно, знаю, — жаль тебе своей свободы. А ты что думаешь — ведь и мне нелегко видеть, как тебя запирают. Но так надо. Так для всех лучше будет. Я обещал это умершему мальчугану.
Что собиралась ответить река, Пейру так и не узнал, потому что в этот самый миг случилось чудо, чудо, которое готовилось давно и которого все ждали, — но всё равно чудо; течение Дордони преградили затворы шлюзов, рёв её сменился тишиной. Прочно опершись на скалы, погубившие когда-то маленького юнгу, встала огромная белая стена плотины и перекрыла русло, — оно лежало глубоко внизу, там, куда с трудом проникал солнечный свет. По ту сторону плотины мальчишки уже охотились за угрями, которые извивались в мелких лужах воды. А здесь, над плотиной, Пейру, последний габарщик Дордони, смотрел, как медленно поднимались воды нового озера, навсегда поглощая гранитный мост прекрасный водопад, заросли кустарника и крытые соломой домики Лано.
