Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты) - [4]

Серьезные трения с родителями у меня начались, как только я пошел в школу, — мы все ее называли Пентагоном. Матерью сразу был поставлен убийственный ультиматум: “Евгений, ты не имеешь права испортить учебой марку нашей семьи!” — с апломбом закончила она, и отец ее поддержал. В начальной школе все шло гладко, я был отличником. К седьмому классу я усвоил главную школьную истину: быть “отличником” — значит раздражать этим всех в классе, быть “троечником” — раздражать родителей. Оставалась золотая середина. Возрастающее с каждым учебным годом количество “четверок” не просто огорчало моих родителей — оно их активно нервировало, особенно мать. За малейшую провинность меня стали пороть как сидорову козу, при этом нравоучительно воспитывая: “Ты своими оценками позоришь нашу фамилию…”

Для меня заранее было приготовленное будущее, и от этого становилось еще тоскливее. Школа — на медаль, потом мамин юридический. К тридцати годам — аспирантура и в придачу жена, обязательно только из приличной семьи, в сорок — докторантура. От меня требовалось сущая малость — безмолвное подчинение воле заботливых родителей. У них на все был железный аргумент: “Мы же тебе добра хотим”.

Другие дети резвились на улице, я же месяцами сидел под домашним арестом. Мне запрещалось даже смотреть телевизор. Спасением стали книги.

В четвертом классе меня первый раз выгнали из дома. Боясь наказания, я подтер оценку в дневнике. Разбор был короткий: “Лжецы с нами не живут”. Я плакал, умоляя простить меня, но мои старания были тщетными, мать оставалась неумолимой, отец был на ее стороне. Первое время я долго бродил по городу, меня никто к себе не впускал: мать успела протрезвонить всем по телефону, какой я нехороший.

История с футбольным мячом еще больше накалила нашу семейную обстановку. Парни из дома, играя в футбол, случайно продырявили мяч. Все были жутко расстроены, так как через неделю предстояло сразиться с соседним домом. К этому суперматчу упорно готовились, и вот команда осталась без мяча. Я был вратарем. Ко мне подошел Васька Новосильцев.

— Тихий, у тебя мать шишка и батя начальник.

— Без проблем, — уверенно пообещал я.

Мне не хватило смелости признаться, что родители у меня жлобы, на мороженое не всегда выпросишь копейки, но сказать правду означало подорвать свой личный авторитет в глазах компании.

— Завтра мяч у нас будет, — твердо заверил я всех.

Один Элл посмотрел на меня подозрительно.

— Тихий, ты откуда деньги возьмешь?

— Заначка есть, — без особого восторга солгал я, не моргнув и глазом.

— Лапшу ведь вешаешь? — не поверил Элл.

— Нет! — клятвенно заверил я.

Элл еще раз подозрительно на меня покосился, но у меня настолько был честный вид, что он поверил и отстал с расспросами.

Я знал — родители ни в жизнь не дадут мне таких денег, да еще на что — на мяч, держи карман шире. Оставался только один путь — украсть деньги, что я и сделал на следующее утро. Получилось это отчасти спонтанно. Я не знал толком, где дома прячут деньги. Я полез в кухонный шкафчик за кружкой, увидел в хрустальной салатнице много новеньких купюр. Чай я пил уже нервно, лихорадочно раздумывая, что делать. Куча денег лежала передо мной, не соблазниться было невозможно. Трясущимися руками я взял одну фиолетовую бумажку, наивно надеясь, что ее исчезновения не заметят, спрятал в карман брюк. После школы мы уже гоняли в футбол с новым мячом. Мой авторитет в глазах уличной компании вырос на недосягаемую высоту. Это были недолговечные сладостные минуты счастья.

Исчезновение злосчастных денег, к сожалению, не осталось незамеченным. В тот же вечер родители устроили мне настоящее судилище. Прокурорский допрос с толком, с чувством и расстановкой вела лично мать. Рыдая, мне пришлось во всем сознаться. Этого оказалось для матери недостаточно. Она решила меня окончательно добить, чтоб в следующий раз мне неповадно было воровать деньги. Чашу унижения пришлось испить до дна. Меня заставили сходить к Ваське Новосильцеву и принести домой злополучный мяч. Это был для меня такой позор. Отец взял нож и проткнул его. Тут меня передернуло.

— Дурак! — гневно вырвалось у меня, дальше я плохо помнил, что было. Синяки на теле месяц заживали.

На следующий день я попросил у соседки тети Веры лопату и закопал проколотый мяч на стадионе за футбольными воротами. Вечером мать занесла в мою комнату новый мяч. Я на него даже не взглянул, это взбесило ее, она принялась истерично вопить на весь дом, словно ее убивали. Слушать ее истерику было невыносимо. Не знаю, откуда у меня взялась такая решимость, не говоря ни слова, я взял со стола нож и одним ударом безжалостно продырявил купленный мяч.

— Мне от вас больше ничего не нужно, — сказал я спокойно, чем вызвал у родителей настоящий ступор.

— Ты еще пожалеешь, что так сделал, — и мать наотмашь ударила меня по лицу. — У Нины сын как сын, а ты… — неистово возмущалась она, брызгая слюной. — Неблагодарная сволочь, — и понеслась дальше, как обычно…

— Вот и живите с ее сыном, а меня оставьте в покое, — злобно выкрикнул я в ответ.

Лицо матери вытянулось и застыло в долгом молчании. “Ваня, у нас дефективный ребенок!” — завопила она на всю квартиру.