Именно этого и боялся Тед. Он старательно объяснял мисс Дюмор, что, как известно, если у купе убирают крышу, жесткость кузова снижается на 80 процентов, и, не дай Бог, что случится — она не соберет своих косточек. А Теду, мол, дороги не только ее косточки. Упрямая женщина все-таки не отказалась от своей затеи. Правда, она предусмотрительно сделала заказ на повышение жесткости салона ее будущей машины. Около 700 усилителей — высококачественных стальных листов — укрепили несущий каркас ее будущей любимицы. В результате жесткость на скручивание — показатель качества кузова — практически перестала уступать закрытому седану.
Вложив в машину огромные деньги, Луанда стала испытывать глубокую привязанность к ней. Правда, об этом знали очень немногие. Постороннему наблюдателю могло даже показаться, что мисс Дюмор относится к своему автомобилю равнодушно, если не холодно. Только как к средству передвижения. Хитрая женщина могла хвастаться перед своими подругами-подчиненными чем угодно — бельем, бассейном, домом, кулинарными способностями, нарядами, но только не кабриолетом. Тайну своих чувств она старательно оберегала. Если разговор заходил об ее «Мерседесе», она делала недовольное лицо и жестами, показывающими, что эта тема не стоит разговоров, останавливала собеседника.
Объяснялось такое поведение Луанды Дюмор очень просто. Она всеми силами старалась создать мнение о себе как о женственном, исключительно нежном существе, взвизгивающем даже при виде маленькой серенькой мышки. Именно такой совет дал ей известный на всю Америку психотерапевт Кларс Дунн, когда она, выиграв очередной бракоразводный процесс, в минуту слабости просила его объяснить, почему мужья быстро покидают ее.
В тот день мисс Дюмор выглядела замечательно. Находящийся ровно на границе экстравагантности и повседневности костюм был ей, без сомнения, к лицу. Контрастное сочетание белого и черного тонов привораживало. Огромный темный бант-бабочка на уровне талии гармонировал с такими же украшениями, только значительно меньших размеров, на рукавах. Юбка туго обтягивала бедра, подчеркивая великолепные формы. Движение облегчалось не симметрично расположенным высоким разрезом. Пышные, на данный момент русые волосы мисс Дюмор подчеркнуто выбивались из-под широкополой шляпки, обрамленной невысокой вуалью, которая не скрывала лица, а только подчеркивала его привлекательность и обворожительность. Высокие каблуки и перчатки из кожи тончайшей обработки завершали картину.
Именно на нижнюю часть туалета, точнее, на привлекательный разрез бросил непроизвольный взгляд мистер Цвиккер, неизменный, в отличие от мужей и ухажеров, секретарь мисс Дюмор. Он с озабоченным видом спешил ей навстречу по огромному холлу, на ходу, но очень уважительно проговаривая приветствие:
— Доброе утро, мисс Дюмор!
Он уже полчаса ждал приезда хозяйки, привычно волновался, мечтал и ничего не делал. Зато его запыхавшийся вид должен был, по его глубокому убеждению, заставить хозяйку поверить, что он весь в делах, и ведет непримиримое сражение за процветание фирмы. Мисс Дюмор догадывалась о степени его добросовестности, но не допускала даже мысли о смещении располневшего в последнее время Смитта Цвиккера: во многих вопросах он был просто незаменим.
Секретарь перелистывал перед госпожой документы, решить судьбу которых безошибочно и, главное, окончательно могла только она сама. Мисс Дюмор, быстро пробежав по отдельным страницам, аккуратно ставила свою подпись. Содержание последнего обязательства несколько вывело ее из себя:
— Что, опять они не заплатили? Выбросьте их на улицу!
— Но, мэм, это же инвалидный дом. Это же богадельня…
— «Ха-ха» три раза, — мисс Дюмор считала вопрос уже решенным и перевела разговор на более важные проблемы. — Ну как? Мы готовы к благотворительному балу?
— Да, ваши билеты уже прислали. Но Серж сказал, что ему нужны деньги на новый смокинг.
Наглое поведение зазнавшегося любовника Сержа Сайдорана давно волновало мисс Дюмор. Молодой симпатичный мужчина с постоянно розовыми щеками, правильным белозубым оскалом, широкими плечами и узкой талией сначала, безусловно, нравился Луанде, достигшей неопределенного возраста. С ним было не стыдно появиться на приеме, вызывая зависть у состоятельных представительниц слабого пола Нортвила и уже по другому поводу у престарелых финансовых воротил — мужчин. С ним было забавно поиграть в невинную девочку в постели. Он умел так нежно и возбуждающе покусывать ее пальчики. Но в последнее время молодой человек явно потерял чувство меры: в смене своих нарядов он не хотел отставать от возлюбленной. И требовал, требовал денег. Да если бы только на это! Мисс Дюмор в сердцах проговорила:
— Опять деньги! Я же ему вчера дала две тысячи. Эти чертовы жигало! Все мужики в Нортвиле хотят выдоить меня до последней капли. Господи, почему я не могу найти себе хорошего, порядочного, приличного мужчину, который может проявить сострадание, помочь слабой одинокой женщине, который… который может, в конце концов, сам зарабатывать, а не бесконечно клянчить у меня.
Мисс Дюмор вряд ли могла бы определенно сказать, говорила ли она о своих настоящих желаниях или просто ломала обычную комедию. Правда, перед кем? Перед Смиттом. Зачем?!
