Трудные дни сорок первого - [64]

К исходу дня 24 октября враг занял город Чернь. А на следующий день перешел в общее наступление. Задача 50-й армии состояла в том, чтобы одержать противника, изматывать, втягивая в бои все его резервы, заставить израсходовать значительные силы на обеспечение флангов. Короче, растянув фронт гитлеровцев и ослабив их натиск, мы должны были выиграть время для сосредоточения войск и нанесения контрудара.

Воины 50-й справлялись с этой чрезвычайно трудной и ответственной задачей. В последующие два дня в района Плавска они мужественно отбивали непрерывные атаки двух танковых и двух моторизованных дивизий, поддержанных пикирующими бомбардировщиками. На обоих берегах реки Плавы чернели остовы около полусотни фашистских танков — подорвавшихся на минах, подожженных бутылками с горючей смесью, но больше всего, конечно же, подбитых артиллерией. Почему «конечно же»? Потому, что огонь ее был исключительно действен. Чтобы не быть голословным, сошлюсь на вечернюю сводку Совинформбюро от 26 октября: «Артиллеристы частей командира Куркина и комиссара Сорокина, действующие на Орловском направлении фронта, нанесли противнику большой урон. За один день артиллерийским огнем уничтожены командный пункт противника и переправа у села Кузнецово, подавлена минометная батарея. Батарея старшего лейтенанта Левкина уничтожила 6 вражеских танков, один пикирующий бомбардировщик и рассеяла батальон фашистской пехоты. Батарея политрука Мошковцева уничтожила три немецких танка. Батарея старшего лейтенанта Чугунова разгромила фашистскую батарею и взорвала полевой склад боеприпасов»[23].

Противник пес большой урон, но, продолжая рваться вперед, захватил Плавен. Через считанные часы наши мотострелки контратаковали его и ворвались в город. Лишь ценой чувствительных потерь враг оттеснил мотострелков. Они заняли оборону севернее Плавска по южным скатам высот, прикрыв шоссе на Тулу. На другой день псицы возобновили наступление, но не тут-то было. Плотный, четко организованный огонь откинул их на псходпые позиции.

Воспользовавшись установившимся затишьем, я ознакомил генерал-майора А. Н. Ермакова с наметками плана партийно-политической работы в войсках армии на ближайший период. О том, что предусматривалось в этом плане, поведаю несколько позже, а пока скажу, что пи одного затронутого в нем вопроса командарм не оставил без внимания. Возвращая мне план, проговорил:

— Все самое главное, по-моему, учтено. Но тем не менее, Константин Леонтьевич, и ты сам, и Богданов, и другие политотдельцы пусть еще подумают. Очевидно, неплохо бы ввести отдельный пункт о воспитании у воинов стойкости в обороне и стремительности, неудержимости в наступлении. Такого пункта нет. Или, полагаешь, он необязателен?

— Обязателен! И даже очень!

— Тем более. Сформулируйте его с Богдановым почетче и — тоже в план. А потом, как только выпадет передышка, рассмотрим и утвердим его на Военном совете. Пока же, видишь сам…

Я не только видел, но уже и слышал: гитлеровцы начали очередное наступление. Сперва они ввели в бой авиацию. «Юнкерсы» и «хейнкели» несколько часов подряд бомбили паши боевые порядки, затем в атаку пошли шестьдесят танков с пехотой на броне. Ревели их двигатели, скрежетали гусеницы, земля в клочья разрывалась густо падавшими снарядами. Надо было обладать непоколебимой бодростью духа, отличной боевой выучкой, чтобы не дрогнуть. И наши воины не дрогнули, разящим прицельным огнем из всех имевшихся в их распоряжении видов оружия встретили врага. Они потеряли счет, сколько отразили за день атак, но рубеж не сдали. Почти на двое суток мотострелковый полк задержал противника. Лишь когда тот прекратил лобовые атаки и начал обходный маневр по проселочным дорогам, полк отодвинулся на южную окраину Тулы. Здесь меня и отыскал связной:

— Товарищ бригадный комиссар, вас к командарму!

В рабочем кабинете Ермакова, под который в штабе армии была отведена одна из просторных комнат, я оказался не первый раз и знал, где что находится. В дальнем углу — тщательно заправленная железная кровать, посредине — стол, на нем большая карта и стопка аккуратно сложенных книг. Слева от стола — массивная тумбочка с телефонами, права — пышущая жаром «буржуйка». Я сразу же прошел: печке, протянул к ней изрядно окоченевшие руки. Перчатки потерял где-то в окопе, а ведь шла уже последняя неделя октября, по ночам лужи затягивало ледком.

Отогреваясь, я рассказывал Аркадию Николаевичу об исключительном мужестве, отваге и бесстрашии мотострелков при защите города.

— Да, стойкость паши воины показали железную. Именно такую я и имел в виду, Константин Леонтьевич, — отозвался Ермаков.

И возобновил разговор о плане партийно-политической заботы в войсках таким тоном, словно мы вели его не два дня назад, а только-только. Командарм снова, но уже подробнее, чем первый раз, ознакомился со всеми намеченными мероприятиями, которые надлежало политработникам провести среди личного состава армии, и заключил:

— Поработали вы с политотделом хорошо, можно выносить на рассмотрение Военного совета. Думаю, у его членов особенно серьезных возражений не будет.