Трудная жизнь - [9]

– Ради Бога, Коллопи, имейте совесть, – сказал отец Фарт спокойно и грустно. – Я не знаю, где вы вычитали такие страшные и глупые вещи.

– Отец Фарт, – серьезно сказал мистер Коллопи, – вы не любите реформацию. Может быть, я и сам от нее не в восторге. Но те негодяи в Испании и те, кто их провоцировал, – это наша собственная команда. Они называли достойных людей еретиками, а в качестве средства исправления выбирали костер. Не говоря уже о массе плутов пап с их армиями и с их папскими государствами. Пап, брюхативших монашек и герцогинь, пап, наводнивших всю Италию своими ублюдками. Пап, не годных ни на что, кроме закулисных интриг и подкупа, который они осуществляли при дворах Бог знает скольких достойных королей. Разве это неправда?

– Нет, неправда, Коллопи. Реформация была переворотом в мировоззрении, инспирированным, в чем я нисколько не сомневаюсь, самим Сатаной. Ничего не поделаешь с мирскими человеческими слабостями, касается это пап или кого-нибудь еще.

– И вы говорите это мне, – усмехнулся мистер Коллопи.

– Да, я говорю это вам. Я ни к кому не испытываю ненависти. Даже к Лютеру. Более того, он заслуживает похвалы за то, что, переведя Библию, сделал церковным мой родной язык, die schöne deutsche Sprache[12]. Но им овладел дьявол. Он был еретиком. Правильнее было бы сказать архиеретиком. И когда он умер в тысяча пятьсот сорок пятом году...

– Простите, отец Фарт...

Я очень удивился, услышав, что брат вставил свое замечание. Он с неприкрытым интересом следил за этим горячим спором, но даже мысль о том, что он может вмешаться, казалась мне невозможной и дерзкой. Совершенно ясно, что мистер Коллопи и отец Фарт были в равной степени удивлены, поскольку они дружно повернули головы, чтобы посмотреть на него.

– Да, мой мальчик? – спросил отец Фарт.

– Лютер умер не в тысяча пятьсот сорок пятом году, – сказал брат. – Это произошло в тысяча пятьсот сорок шестом.

– Ну, ну, возможно, ты и прав, – добродушно улыбнулся отец Фарт. – Возможно, ты и прав. Увы, моя старая голова и прежде не очень хорошо запоминала цифры. Отлично, Коллопи, я вижу, у вас в семье растет теолог.

– Историк, – ответил брат.

– А я, со своей стороны, исправлю это исправление, – сказал мистер Коллопи ядовитым тоном. – Проклятый мальчишка, который любит поучать всех и вся, но не желает применить свои способности к учебе, – вот кто он такой. Дайте мне ваш стакан, святой отец.

Последовал еще один перерыв в разговоре, во время которого брат с подчеркнутым вниманием уткнулся в учебник. Сделав большой глоток из вновь наполненного стакана, мистер Коллопи откинулся далеко назад в своем кресле и тяжело вздохнул.

– Боюсь, отец Фарт, – сказал он наконец, – что мы просто зря тратим время и только раздражаем друг друга этими аргументами. Эти же вещи были предметом спора многие годы назад. Представьте, мы здесь – как наш Господь, дискутирующий с фарисеями в Храме. Истинная проблема в том, какие действия мы можем предпринять. Что можно сделать?

– Ну, это определенно более разумный подход, Коллопи. Гораздо более разумный. И гораздо более практичный.

– Quod faciamemus[13], а?

– Вы не задумывались над тем, чтобы созвать публичный митинг?

– Много раз, – ответил мистер Коллопи с некоторой грустью. – И обдумал этот вопрос самым тщательным образом. Никуда не годная идея. И знаете почему? На митинги ходят только мужчины. Вы там не найдете даже мертвую леди. Знаете что? Там слоняются только проститутки. А мужчины? Что хорошего можно сказать о них? Они, я уверен, и бровью бы не повели, если бы женщины стали умирать на улице, как мухи. Святой отец, по их мнению, женщины годятся только для двух вещей – либо для того, чтобы отправиться с ними в постель, либо для того, чтобы прожигать жизнь без них. Я уже почти решился было попробовать заручиться поддержкой Гэльской лиги[14], но боюсь, что и это – не более чем сборище кретинов. Они не способны осознать кризис нашей национальной жизни. Они бы подумали, что я грязный старикашка, и послали бы меня к D. M. P.[15]

– Гм... – Отец Фарт задумчиво насупил брови. – А как насчет того, чтобы пойти в Дублинский Замок? Они определенно могли бы оказать давление на Корпорацию.

– А меня посадить в сумасшедший дом. Я, черт побери, не идиот.

– Увы, я плохо ориентируюсь в политике.

– Будь я проклят, если вижу в этом хоть каплю политики, но эти негодяи из Замка арестуют ирландца и осудят за государственную измену, если его брюки будут чуть мешковаты или если он забудет побриться. Но вот что мне приходит в голову...

– Что именно, Коллопи?

– Почему бы вам не осудить эту совершенно скандальную ситуацию с церковной кафедры?

– О... дорогой... – Отец Фарт издал низкий, короткий сардонический смешок. – Церковь, Коллопи, в первую очередь имеет дело с вопросами веры и морали. Ее затрагивают достаточно многие стороны повседневной жизни, но боюсь, ваша частная проблема находится далеко-далеко за рамками ее интересов. Невозможно поднять подобный вопрос в церкви. Это может вызвать скандал. Мне кажется, я знаю, что сказал бы отец-настоятель, если бы я начал распространяться на эту тему в университетской церкви. Не говоря уже о его милости архиепископе.