Труд во имя - [51]

Суровый город. Мало кто знает, что до 1992 года Свердловск был закрытым военно – промышленным городом, черным дымящим ящиком с богатой внутренней анонимной жизнью. Заходить можно, выходить нельзя.

Собственно, Екатеринбург – имя, которое он обрел в новой России – был условным городом, выражавшим единство только на карте. Население и вообще всяческие людские поселения были живы, поскольку они способствовали жизни заводов – гигантов. От топлива для подводных лодок до железа, руды и металлических конструкций – все производилось здесь, вдалеке от столиц. Из города выпускали только продукцию заводов, но не людей. А надо было в одно как – то обозначить этот производственный район страны, взяли и соединили дорогами и административными границами, взяли и дали ему название. Многие люди же по – прежнему знали, что они – не часть России, а собственность завода.

Новая Россия возвратила центру Урала не только древнее имя, но и порядки – беспощадные, но со смыслом. Именно здесь, а не в Тольятти или во Владивостоке, разворачивались кровавые бои за право дележки пока еще не трупов советских промышленных гигантов, разворовывалось все. И вскоре над всем этим полем битвы встала личность – могучий беспалый великан. Ему в силу амбиций не хотелось рвать и метать за какие – то заводы, пусть и золотые. Ему вздумалось взять и разметать целую Россию. «Россия у меня на первом месте, – говорил он своей жене Наине, – а ты на втором». «Хорошо, что есть второе место», – думала она и поддерживала его во всех начинаниях. Задуманное, как мы знаем с Вами, удалось, к сожалению.

В Екатеринбурге нет озер, только обмелевшие заводские пруды. А если бы озера и были – то были бы нечисты. Все ездят туда, где они есть, по крайней мере. О чистоте в Челябинской области, столице трубопроката, тоже говорить не приходится. Но побег заводского населения от своих бояр – заводов на выходные в соседнюю губернию дает – нет, не уверенность, а всего лишь возможность размять кости. И это в интересах самих заводов, людей, которых становится все меньше и меньше, и их приходится беречь.

Точкой отсчета Екатеринбурга как информационного центра стало цитирование Ельцинской биографии. Затем город прославили «Бакстеры», сильные хваткие креативные пиарщики, и тоже ушли из него выше, к центральным башням Кремля. Сейчас, а особенно в последнее время, город стал самоуправляемым информационным центром, откуда каждый день исходят различные новости – от того, что прорвало водопровод и завалило город снегом до нелепых массовых шествий и убийств студентов. Лишь бы не говорили о том, сколько было вложено в ремонт дорог летом 2010 года.

Однозначно, что люди умеют здесь трудиться и работать во благо хозяина. Но инновациям не нужны рабы, хоть и талантливые. Им нужны только хозяева, причем молодые, до 30 лет, с незакостеневшим сознанием. Таких здесь не оказалось в достаточном количестве. Большинство по – прежнему держит нос по ветру в сторону Москвы.

А Урал тем временем продолжает рождать гениев с простыми русскими фамилиями.

– Что ты имеешь в виду?

– Да так, тонкий намек на толстые обстоятельства, – попытался пошутить заплесневелой шуткой Владилен. Такие номера с Геннадием Петровичем не проходили.

– Вот и лети в Екатеринбург, попробуй договориться там об открытии бизнес – инкубатора.

Владилен решил согласиться. Чтобы Геннадий Петрович ничего не заподозрил, билет заказал у секретарши громко. После обеда уточнил о брони и после окончания рабочего дня выехал в аэропорт.

Грозный и хитроумный план созрел у Владилена[10]. А мотором ему послужил отец, сыгравший в этом приключении далеко не последнюю роль… Но кто же отец этого молодого таланта, владеющего искусством стрельбы из гранатомета, дипломатией, мимикрией и немножко пиаром? Если Вы еще не догадались – смотрим дальше.

А Геннадий тем временем элегантно спутал карты хищников, ждавших его у выхода из берлоги. Он, как и его предок неандерталец, вежливо выпроводил женщину вперед навстречу опасности.

В Красноярск полетела Вера Марковна.

За 4000 км

– Геннадий, привет!

– Да, Аркадий, здравствуйте. Тут у нас такая заваруха – на наш заказ налетели. Надо бы с Вами встретиться.

– Подожди – подожди, не части. При встрече расскажешь. Ты же в Красноярск вылетел? Точнее нет, ты уже ведь в Красноярске?

– Нет, за меня.

– Блядь. – Треск, щелчок и короткие гудки. Аркадий бросил трубку, возможно, даже – разбил об стену.

«Это он о моей Вере? Вот сука!» – Геннадий Петрович присел на край стула и крепко задумался. Но не успел он сморщить лоб, снова зазвонил мобильный.

– Сибирь зимой с самолета – та же картина, что и Израильская пустыня, как ты рассказывал. Только белое все. – Начала рассказ Вера Марковна Геннадию Петровичу, когда самолет подрулил к зданию аэропорта «Емельяново».

Приятный голос жены остудил нараставший пыл Геннадия.

– Вера, быстро делай все дела и лети сюда. Нет, жди меня. Я сам к тебе сегодня вечером прилечу. Тебе угрожает опасность. На твоем месте должен был оказаться я, – совсем уже устыдился Геннадий.

– Гена, не драматизируй. Хочешь прилететь – прилетай. Сообщи номер рейса по смс. Все, давай. Звони, если соскучишься. – И прибавила с улыбкой – Буду рада увидеть твой пропущенный. – Ссориться не хотелось, а переживать тем более. Как там писал Горький: «Степь, безмолвная и пустынная, вся залитая ярким солнцем утра, развертывалась вокруг нас, сливаясь на горизонте с небом, таким ясным, ласковым и щедрым светом, что всякое черное и несправедливое дело казалось невозможным среди великого простора этой свободной равнины, покрытой голубым куполом неба». Вот кисть художника – лучше не скажешь! «Это и про снежную степь тоже. В Красноярске наступало утро. А в Москве – то – еще ночь! Что же я, Геннадия разбудила, или он еще не ложился? Вот всегда, без меня вообще совой становится».