Труд писателя - [173]

Как и всякое иное творчество, писание стихов начинается задолго до оформления поэтом своего замысла. В эту первоначальную пору поэт обычно занят работой «впрок», накоплением стихотворных заготовок. Так;, например, Н. Тихонов заносит в записную книжку такие слова, которые будут «хозяевами» строфы, «слова особенного звучания», «радующие глаз и ухо». Такими словами чаще всего являются последние слова каждого стиха — рифмы. Роль рифмы в процессе творчества нельзя преуменьшать: иногда удачно найденная рифма рождает такую сложную цепь ассоциаций, которая непосредственно приводит к замыслу.

Пусть такие случаи немногочисленны — процесс творчества у поэта немыслим вне оживленных поисков им рифм, которые приходят в движение, как только у поэта возникает творческое настроение. «Я, — рассказывал Кольцов, — ночевал с гуртом отца в степи, ночь была темная-претемная, и такая тишина, что слышался шелест травы, небо надо мною было тоже темное, высокое, с яркими, мигающими звездами. Мне не спалось, я лежал и смотрел в небо. Вдруг у меня в голове стали слагаться стихи; до этого у меня постоянно вертелись отрывочные, без связи, рифмы, а тут приняли определенную форму. Я вскочил на ноги в каком-то лихорадочном состоянии».

Этот безыскусственный рассказ Кольцова с особенной ясностью указывает на ту роль, которую работа над рифмами играет в общем процессе поэтического творчества. Рифмующиеся между собою слова, эти «слова-магниты, металлические позвонки будущей строфы» (Н. Тихонов), очень рано начинают привлекать к себе внимание поэта. Пушкин-стихотворец думает и творит рифмами, — в счастливые минуты вдохновения он «тоской и рифмами томим», у него: «И мысли в голове волнуются в отваге, и рифмы легкие навстречу им бегут». Когда поэта «посещают рифмы», он «думает стихами»; рифма является в эту пору последней волной непрерывного ритмического прибоя пушкинского стиха, его поэтитические грезы «в размеры стройные стекались и звучной рифмой замыкались».

Пушкин, по замечанию Валерия Брюсова, «внимательно заботился о двух вещах: 1) чтобы рифмующееся слово естественно приходилось на конец стиха и 2) чтобы под рифму попадали те слова, на которые почему-либо надо обратить особое внимание читателя, на которых лежит смысловое ударение... Рифма Пушкина не только отмечает концы стихов... но могущественно способствует общему художественному впечатлению, выдвигает образы, подчеркивает мысли, оттеняет музыку ритма».

Столь важные для работы стихотворца рифмы методически заготовляются поэтом. Пример Шиллера, перечисляющего на полях рукописи другие возможные рифмы, помимо избранной им первоначально, характерен не для него одного — так же поступали и русские поэты. Те же «заготовки» рифм систематически производил и Маяковский, который вообще считал эту работу залогом продуктивного творчества, говоря: «хорошую поэтическую вещь можно сделать к сроку, только имея большой запас предварительных поэтических заготовок». Если у Маяковского «отбор рифмы из массы всевозможных созвучий» происходил «всегда в ассоциативном потоке мысли», то Багрицкий придавал этой работе систематичность, создавая на полях черновиков специальные словарики рифм.

Рифмы подбираются не только заблаговременно — они в еще большем количестве возникают в процессе творчества. Так, Пушкин стремится записать «наплывающие» на него в это время рифмы. В его поэтической работе нередки случаи, когда стих намечен одной только рифмой.. Стремясь прежде всего определить конец стиха, Пушкин пользуется самыми легкими, глагольными рифмами, с тем чтобы затем заменить их более сложными. Маяковский, всегда ставивший «самое характерное слово в конец строки», в работе над стихом стремился прежде всего выявить это «главное слово, характеризующее смысл стиха». Настойчиво ищет поэт это «главное слово», и не уловленная еще «за хвост» рифма отравляет поэту существование. «Рифма связывает строки, поэтому ее материал должен быть еще крепче, чем материал, пошедший на остальные строки». Тем полнее был удовлетворен Маяковский, когда «счастливая рифма» была найдена и выверена на слух требовательным поэтом.

В тех случаях, когда созданные рифмы перестают удовлетворять поэта, он нередко производит их массовую выбраковку. Так, Грибоедов сообщает Бегичеву из Петербурга, что он в рукописи «Горя от ума» «с лишком 80 стихов, или, лучше сказать, рифм переменил, теперь гладко, как стекло». При этом забракованные рифмы не пропадают — поэт иногда перемещает их в другое произведение, воспроизводя подчас то же самое их чередование.

Вопрос о работе поэта над рифмами — только часть общего вопроса о ритме, в систему средств которого она органически входит. Значение ритмического начала в стихе исключительно велико: организованное течение поэтической речи иногда важнее ее словесного наполнения.

В большинстве случаев ритм произведения вырабатывается без непосредственного участия сознания. «Если, сочиняя, начнешь думать о размере... не напишешь ничего путного». Маяковскому принадлежит блестящая характеристика возникновения поэтического ритма из неопределенного «гула», определяемого не только личными переживаниями поэта, но и, казалось бы, самыми мелкими и обыденными впечатлениями окружающего быта: «Так обстругивается и оформляется ритм — основа всякой поэтической вещи, проходящая через нее гулом. Постепенно из этого гула начинаешь вытаскивать отдельные слова... Откуда приходит этот основной гул — ритм — неизвестно. Для меня это всякое повторение во мне звука, шума, покачивания, или даже вообще повторение каждого явления, которое я наделяю звуком». Именно этим стихийно возникающим ритмом определяется у Маяковского выбор слов, — некоторые из них «просто отскакивают и не возвращаются никогда» в его произведение. По твердому убеждению Маяковского, в ритме заключена «основная сила, основная энергия стиха», и нужно сказать, что он не одинок в этой высокой оценке ритма. Эта «сила» двигала Гейне, когда он во время работы над трагедией «Ратклиф» «чувствовал над головой как бы шум, словно взмахи крыльев птицы».