Трубадуры, труверы, миннезингеры - [51]

Перед нами два образчика таких рыцарей, изображенные в chansons de geste. Рыцарь Ренуар поступает в монастырь. До этого времени он еще ни разу не бывал в церкви, и все, что он видит в монастыре, приводит его в крайнее изумление. Все же он позволяет совершить над собой пострижение, облекается в монашескую рясу. Когда же аббат предписывает ему носить власяницу, поститься четыре дня в неделю и ходить каждую ночь к заутрене, Ренуар выходит из терпенья. Он заявляет своему духовному начальнику, что все это — вранье, и клянется, что он будет есть, невзирая ни на какие уставы, хорошую дичь и жирных каплунов, а петь будет на свой лад и только в тех случаях, когда почувствует к этому охоту.

О другом рыцаре-монахе, Гильоме Курносом, рассказывается, что, поступив в монастырь, он сделался истинным страшилищем для всей братии. Чтобы избавиться от нежеланного монаха, аббат посылает его за рыбой, но считает нужным предупредить, что дорога лежит через лес, что в этом лесу он может встретить разбойников, которые станут отнимать у него монастырские деньги или припасы, купленные для обители. «Ладно, — ответил Гильом, — я сумею защитить себя: пойду, заберу на всякий случай свое оружие». — «Этого нельзя, — отвечал аббат. — Устав Св. Бенедикта воспрещает инокам употребление оружия». — «А если разбойники нападут на меня?» — спрашивает Гильом. «Вы должны, — отвечает аббат, — именем Господа просить их, чтобы они пощадили вас». — «А если они потребуют мою шубу, мою сорочку, мои сапоги?» — «Все это надо будет отдать им, сын мой», — отвечал смиренно аббат. «Да будет проклят ваш устав! — воскликнул тогда Гильом. — Я предпочитаю ему устав рыцарей: они сражаются с сарацинами и часто получают крещение в их крови, тогда как вы только и умеете пить да есть, голодать да спать».

В этих изображениях есть, конечно, ирония трувера по адресу монастырей, но есть и отражение житейской правды. В противоположность трубадурам немецкие лирики охотно применяли свои сложные метры к возвышенным религиозным сюжетам. Самая идеальность их отношений к женщине питалась в известной степени культом Девы Марии.

Наконец, различие между миннезингерами и трубадурами сказалось еще в отношении их к природе. Человек, избалованный постоянными красотами природы, привыкает к ним. Он начинает сознавать их только в том случае, если судьба забросит его в новую обстановку, под новое печальное, серое небо, в холодное и сырое место, с жалкой растительностью. Вот почему трубадуры и относились к природе более или менее равнодушно: они пользовались ее дарами, как дарами любящей матери, невольно заимствовали ее яркие краски для своей поэтической палитры, но все же они были неблагодарными детьми. Иначе относится к природе тот, кого она не балует слишком много и даже подвергает тяжелым испытаниям. Трубадуры касаются природы только мимоходом; она служит иногда только рамкой для их произведений, суть дела не в ней. Множество произведений миннезингеров, напротив того, посвящены именно природе. Вполне подходящим примером может служить следующее небольшое стихотворение Генриха фон Фельдеке:

Лето прекрасное к нам собирается.

Пташки все веселы в нашей стране;

Пенье задорное их разливается,

Песнями лето встречают оне,

Вольно орлу по весне возрожденной

Крыльями резать небес синеву!..

Знайте, на липе, давно оголенной,

Я подсмотрел молодую листву!

Национальная самобытность немецкой лирики всего лучше выражается в ее истории: подражательной и чисто искусственной она была недолго; вышедши из народного направления баварских и австрийских поэтов Кюренберга[119], Дитмара фон Айста[120] и др., она через одно, много — два поколения возвращается к нему в лице Нейдхарта[121], Тангейзера[122] и др. Да и в период подражательности лучшие из поэтов, как мы увидим из следующих очерков, представляли характерные черты истинно немецкого образа мыслей. Но так или иначе, каким бы путем ни пошла немецкая лирика любви, ей суждено было, как и всему живому в мире, отцвести и исчезнуть. Нейдхарт перенес служение дамам в крестьянскую среду, Тангейзер осмеял его. Наконец, Ульрих фон Лихтенштейн, оставшийся верным занесенному из Франции служению дамам, довел его своими пресловутыми подвигами и описанием их до абсурда.

Прежде чем обратить свое внимание еще на одну из сторон, которую развивали миннезингеры, мы скажем несколько слов об Ульрихе фон Лихтенштейне и его поэзии. Ульрих фон Лихтенштейн жил во второй половине XII и первой половине XIII века. Его известное произведение «Служение женщине» представляет его автобиографию. Он решил посвятить себя этому служению, еще будучи ребенком, когда ему приходилось слышать разговоры старших. Предметом своего служения он выбрал, как думают, герцогиню Меранскую, у которой состоял пажом. О подвигах, совершенных им в честь своей высокопоставленной и замужней дамы, он и рассказал в своем поэтическом произведении. Поступивши к ней на двенадцатом году в качестве пажа, он прожил близ нее в этом звании пять лет. Несмотря на сомнение, которое он испытывает по вопросу о том, не слишком ли она знатна для него, он начинает служить ей. Он приносит ей цветы и приходит в восторг, если рука дамы прикоснется к букету в том месте, где касалась букета его рука. Прислуживая ей за столом и подавая ей воду для умыванья рук, он с наслаждением выпивает эту воду после того, как дама вымыла в ней свои руки. Наступила для Ульриха неизбежная пора расстаться со своей дамой, но ее образ остается запечатленным в его сердце навсегда.