— А, бесславная троица. Мы выходим сейчас на орбиту Эбретона. Полагаю, гениальный кадет Галанис сумел обнаружить факты, которые помогут спасти проект?
— Да, сэр, — тихо ответил Приам. — Сумел.
Мои брови поползли вверх в унисон с бровями наставника.
— И в чем, — поинтересовался он, — заключается ваше великое открытие?
Михеалидес не добавил «умоляю, поделитесь», но я твердо убеждена, что эти слова висели у него на кончике языка.
— Я не могу рассказать это, сэр. Не сейчас.
Я была уверена, что Михеалидес не сумеет задрать брови еще выше. И ошиблась.
— Быть может, вы соизволите уведомить нас о причине, побуждающей вас на это временное молчание?
— Я думаю, что вы отмахнетесь от моей идеи, если я не предоставлю доказательств.
Приам говорил так, словно внезапно стал другим человеком. Почти искренне.
— И как же вы собираетесь изыскать эти доказательства, кадет?
— Я смогу это сделать лишь в том случае, если вы позволите нам приблизиться к эбретонцу.
Если бы взглядом можно было сверлить дыры, у Приама в голове образовались бы новые отверстия.
— Вы ожидаете, что я дам разрешение… у меня просто нет слов, кадет. Вы хотя бы представляете, с какими сложностями сопряжена организация такой экспедиции, особенно сейчас? Или необходимые для нее тренировки? Нет, не представляете. Есть общий курс обучения, который пока не проходил ни один из вас, и специальное обучение для работы в конкретных условиях.
— Мы быстро учимся, сэр.
— Как вообще вам пришло в голову, что я дам такое разрешение?
Никогда прежде я не видела, чтобы лицо Приама сияло такой искренней, неподдельной решимостью.
— Потому что, если я прав — а я прав, — это оправдает все затраченные здесь человеческие усилия и время и нам не понадобится сворачивать лагерь или эвакуировать команду ЭР.
Наставник огладил подбородок.
— Это было бы сильным аргументом, если бы я хоть на секунду вам поверил.
Приам заколебался, что тоже было для него нехарактерно.
— Сэр, надеюсь, вы в курсе, что семейство Галанис — одно из самых богатых на нашей с вами родной планете и что у нас есть традиция выделять каждому отпрыску существенные средства, чтобы по возможности сгладить его жизненный путь.
— Да, я в курсе. что?
Я уставилась на Приама. Значит, этот козел был не только наглым и высокомерным, но еще и омерзительно богатым.
— Я уже достаточно взрослый, чтобы получить доступ к своему фонду. Если вы позволите мне проверить мое предположение и оно окажется неверным, я пожертвую все деньги на компенсацию расходов по эвакуации персонала ЭР.
Я снова уставилась на Приама, на сей раз в глубочайшем изумлении. Он готов рискнуть своим состоянием ради того, что по всем признакам было блефом?
— Хм-м. Выдающееся и любопытное предложение, кадет. Вы подпишете необходимые документы.
— Разумеется.
— Тогда, возможно, я позволю вам совершить эту глупость. Пройдемте в мой офис. Там мы сможем извлечь нужные бланки из директории корабля. Оказавшись в лагере, вы все должны будете пройти двухдневное специальное обучение, обычно занимающее две недели. Надеюсь, что ваше утверждение о «быстрой учебе» не окажется преувеличением. Судя по тестам кадета Коэна, результаты которых я недавно изучил, по меньшей мере один из вас плохо подготовлен к этой миссии. Мы совершим посадку через двадцать минут, так что давайте поспешим с легальными процедурами.
— Чтобы проверить мою теорию, мне также понадобится кое-что, хранящееся в лагере экспедиции.
— Да? И что же? Пойдемте со мной и расскажете мне по дороге.
* * *
Натаскивали нас сурово: по двенадцать стандартных часов в сутки, состоявших из лекций и физических тренировок, проводившихся в чем-то типа огороженного детского садика. Там нам по очереди подсовывали все опасности Эбретона, которых оказалось больше, чем упоминалось в отчетах. Местная живность в основном была безвредна, хотя парочка видов и могла случайно прикончить человека, угодившего в неудачное время в неудачное место. Но растения — совсем другая история. Те «листья», что показались мне столь красивыми в записи, никак нельзя было назвать мягкими и безопасными. Некоторые деревья были вооружены естественными кинжалами, острыми, как новенькие лезвия, и твердыми, как кварц. И обнаружить растения с такими листьями-лезвиями было нелегко даже в саду, потому что они не выделялись среди остальных. А заметить их вовремя в дикой природе — дело одновременно и жизненно важное, и почти невозможное для неопытного путешественника. Ах да, некоторые из этих деревьев еще умели неожиданно размахивать ветвями. Полагаю, из погибших животных получалось отличное удобрение.
Втайне я порадовалась тому, что Приам единственный не справился с садом. Уворачиваясь от одною машущего листьями-бритвами растения, он угодил прямиком в объятия второго. Его гордость при этом, правда, ничуть не пострадала. Марсианин отделался парой царапин, а удар по большей части принял на себя его ЭР-комбинезон. Эго тоже не взволновало Приама, но лишь до того момента, когда выяснилось, что у станции не хватает ресурсов на ремонт современной техники и даже на детальную диагностику неполадок. Тот факт, что комбез показывал приемлемую работоспособность, не стер хмурую гримасу с лица нашего гения.
