Тротиловый звон - [6]

Пара крыльев вразлет.

Мимолетным свиданием

Насладясь на лету,

Под привычным страданием

Ты подводишь черту.

Бесконечно приближенный

К царству света и трав,

Над судьбой своей выжженной

Пролетаешь стремглав.

«Бред системы эндокринной…»

Бред системы эндокринной –

В мозге черные ручьи.

Плод фантазии старинной –

Годы долгие мои.

Вот судьба сгустилась в массу,

Источающую свет,

За которым вьется трасса

Всех шестидесяти лет.

Я страну покину скоро

Изувеченной мечты,

Где засохшие озера –

Как разинутые рты.

«Безнадежно память затвердела…»

Безнадежно память затвердела,

Не желает образы творить.

Ностальгия покидает тело,

Для чего о чувствах говорить?

Но пройтись по улице заветной,

Или только тенью проскользнуть,

Прикоснуться к тишине рассветной

Я б хотел, хоть детства не вернуть.

«Если ты раздерган на цитаты…»

Если ты раздерган на цитаты –

Значит, цель достигнута сполна.

И лежишь, ни в чем не виноватый,

Там, где только небо и весна.

А душа сбежала, бессловесна,

В сад, где бродят призраки толпой.

Ей с тобой уже не интересно,

Дикой и по-прежнему слепой.

«Так сбылось пророчество Жигулина…»

“… прощай, родная Палестина, Я не приеду никогда”

А. Жигулин

Так сбылось пророчество Жигулина –

В Палестине я торчу, как перст.

Здесь вопит любая загогулина

Оттого, что зев судьбы разверст.

Столько умных мыслей наворочено…

Но неясно лишь одно – зачем?

Если есть под сердцем червоточина,

Ты ее не вытравишь ничем.

«Если должен лечь под нож…»

Если должен лечь под нож,

Наскребешь последний грош.

И не по милу хорош,

Купишь черный макинтош.

Мне нельзя, а я тружусь,

Сам себе чужим кажусь,

Молча в зеркало гляжусь,

Худо мне, но я держусь.

Потому что мир такой,

Ты мне вслед махнешь рукой.

Нет надежды никакой,

До свиданья, дорогой.

«Человек, растянувшийся под простыней…»

Человек, растянувшийся под простыней,

Порождает абсурд, нарастающий волнообразно.

И впридачу – свет солнца, пронзающий мозг,

И машины, снующие, как тараканы.

Значит выхода нет – выдвигай миллион

Миллионов любых философских гипотез.

Тот, с кем был ты знаком, не воскликнет: привет!

Не вздохнет, не заплачет,

И руки он, конечно, тебе не подаст.

«Человеческая система с электронными связями…»

Человеческая система с электронными связями,

Реактивными двигателями

И атомной бомбой,

Безусловно, имеет какую-то цель.

Переселиться на звезды,

Располовинить вселенную,

Познать самого себя…

Но старение и смерть

Единственной клетки

Делают жизнь бессмысленной

И вечность беспросветной.

«Гул машин твоих терплю…»

Гул машин твоих терплю,

Человеческая масса.

Общества, народа, класса

Быт насильственный делю.

Груз истории несу,

Скорбь забытых и усталых,

В сумерках густых и алых

В человеческом лесу.

«Черные бороды, белые кипы…»

Черные бороды, белые кипы,

Узеньких улочек вязь.

Только машин проползающих скрипы,

Средневековая грязь.

Время зависло, уснуло, застыло,

Кануло в серую тьму.

Есть только древняя, странная сила –

Богу служить одному.

Цели иной не имеют на свете,

Скопом застыв у стены,

Грустные взрослые, скорбные дети –

Пасынки вечной страны.

«Сердце спать не хочет…»

Сердце спать не хочет,

Если ночью темной

Голову морочит

Твой стишок бездомный.

Сложная наука –

Верить терпеливо.

Смерть войдет без стука,

Улыбаясь криво.

Дышит перегаром

И срывает маску.

И одним ударом

Завершает сказку.

«Правда древняя человечья…»

Правда древняя человечья –

Рано утром открыть глаза.

Ты встаешь, и хрустят предплечья,

Воют первые тормоза.

Залитая фонарным светом,

Плоть пространства дрожит вокруг.

В этом теле, на свете этом

Ты лишь временный гость, мой друг.

«Смысл какой-нибудь имеет…»

Смысл какой-нибудь имеет

Все на свете, кореша.

Но в конце душа немеет

И сжимается душа.

Я устал и ты устала,

Потому что всё течёт.

И судьба перелистала

Наши дни наперечёт.

Но нельзя свернуть с дороги

Даже где-то за углом.

Потому летим, как боги,

Крыльями сквозь бурелом.

«Люди мы – общеизвестно…»

Люди мы – общеизвестно,

Люди – больше ничего.

Вверх и вниз растёт отвесно

Дико, почвенно, древесно

Наше странное родство.

Я устал вмещаться в тело, –

Говорю начистоту.

Потому что надоело

Вклиниваться оголтело

В глубину и пустоту.

Мы – божественные строчки,

Ощущаю всем нутром.

Норовим дойти до точки,

Вырваться из оболочки,

Догореть поодиночке

В ночь над праздничным костром.

«Ко мне пришёл человек-стена…»

Ко мне пришёл человек-стена

И заставил меня уступить.

Он сказал, что известна моя вина,

И я должен его любить.

Без рук, без ног, без ушей и без глаз,

Как утро осеннее сер.

И был он весь как большой приказ

Из каких-то высоких сфер.

Человек-стена, человек-стена

Говорил – мы одна семья.

Но такие, как он, во все времена

Ненавидят таких, как я.

«Новый мир, не так уж он и плох…»

Новый мир, не так уж он и плох.

Не ослеп я здесь и не оглох.

Он удобный очень для прогулок,

Только где мой старый переулок?

По кусту с ободранной корой

Я готов с ума сходить порой.

«Земля, покрытая домами…»

Земля, покрытая домами,

Деревьям не хватает сил.

Мы изощряемся умами,

И городской пейзаж застыл.

Урбанистическая сага,

Что до безумия скучна.

Слоится воздух, как бумага,

Над теснотой твоей, страна.

И мы – одна большая стая –

Куда-то бешено летим,

Мосты горбатые листая,

И наш исход неотвратим.

«Без счета перемен серьезных…»

Без счета перемен серьезных,

Но смысл по-прежнему безлик.