Тростниковая флейта - [14]

МГНОВЕНЬЕ ОЗАРЯЕТ МИРОЗДАНЬЕ

12.1994

Моцарт и Сальери

Сальери что-то напевает

И скрипку Моцарта сверлит…

Сальери Моцарта не травит,

А только гадости творит.

Ну что за век?! Злодей мельчает,

Великий Моцарт водку пьёт…

Его Сальери не отравит,

Но мелкой подлостью убьёт.

3.1994

Гамлет

Привет, мой шут! Я клоунов люблю,

Ведь правды не боится только шут.

В будильниках кузнечики куют

Секиру или славу королю.

О Дания бескрайняя моя!

О сонмище враждующих царей!

Где Гамлет в лабиринтах галерей

Дворцовых не разыщет короля.

В будильниках кузнечики стучат,

Простукивая всё, что протекло.

На Родине моей ещё светло,

Ещё волчица пестует волчат…

Ах, как им будет сладко на бегу

От промахов проворных егерей!

Ведь на картине Дании моей

Охотников – как ёлок на снегу.

В будильниках кузнечики гремят.

Скулят щенки, и близится стрельба.

Волками стать им выпала судьба,

Как иногда о людях говорят.

Пускай один над нами небосвод,

Но есть на нём особый волчий бог…

Но я молчу. И между этих строк

Слов нету, и не нужен перевод.

Из общих мест не вычеркнуть свой стих.

Не хочешь, но впадёшь в речитатив.

Безумием минуты окрылив,

Ты Гамлетом себя увидишь в них.

И застучат кузнечики в часах:

Ещё не время прошлое забыть!

И вертятся, как «Быть или не быть?»,

Всё те же отраженья в зеркалах.

О Дания бескрайняя моя!

Ещё звучит запев твоих волков,

И рёв трубы среди твоих снегов

Ещё зовёт на травлю короля.

Ещё в часах кузнечики поют.

Ещё светло на севере моём.

И мы с тобою всё ещё вдвоём,

Точнее – я и в зеркале мой шут.

1.1994

Мастер

Пришёл и мира не узнал…

И мир был полон удивленья

Его пришествию. В Раю

Другие грезились картины

Ему и миру. Архетип

Не жив ещё, пока свободен

От узнавания себя

В среде зеркал и отражений.

И Мастер входит в этот мир

И вносит зеркало, как море,

Колеблемое изнутри,

Где скользких гадов мириады

Лоснятся в тонком серебре,

И свет растёт на острие…

И до поры не узнан мир,

И нет конца такой игре.

Но входит мастер, вносит дверь

И три запаянных сосуда,

И над собою трижды три

Колец и сфер, и холод неба

Несёт волненью вопреки.

И узнаванию подобен

Отныне будет каждый шаг

И каждый миг во всей Вселенной.

Какое зеркало во мгле!

Колеблемое, словно море.

Он сам сокрыт внутри него,

И сам собой ещё не узнан,

Пока в среде других зеркал

Не отразилось удивленье

Его пришествию, и свет

Горит в запаянном сосуде…

11.1994

Неутолимое

Пройти бы вновь по облаку небритым

И снова всех красивыми считать…

6.1994

Случайные стихи

День рваный, словно лист черновика.

Но мне его не вычеркнуть, как строчку.

Вселенную штормит от ветерка!

И некуда поставить даже точку.

И как шумят мои календари,

Колеблемые волнами распада.

И сбитые ступеньки у двери

Похожи на ступени водопада.

Падение – возвышенный удел

Осенних звёзд, классического снега…

И дождь лавиной сходит на пробел,

Врастая в плоть зелёного побега.

И я пишу случайные стихи,

Забыв простую логику сложенья.

За окнами древесные верхи

Плывут по вертикалям вдохновенья.

И хочется придумать каламбур

Без лишних препинаний или точек.

Вей, ветерок! Пой песню, трубадур!

Останься неразборчивым, мой почерк.

Вей веселей! Заигрывай, строка,

Пред Музой, словно девушкой нескромной,

Пока ещё печаль моя легка,

И этот мир, по-прежнему, огромный.

5.1994

Белая тьма

Свобода – вроде ледохода:

Пылает свет, растёт вода…

Кругом вода! И тьмы народа

Бредут неведомо куда.

Куда?.. Кому какое дело!

И если солнце плавит лёд,

То и тебе уже приспело

Попасть в весенний переплёт.

Бредут свободные народы.

Издатель шлёпает стихи.

В порту большие пароходы

Надели красные верхи!

И вслед за белым ледоходом,

Среди незрелой синевы,

Летит Свобода пред народом,

На крыльях, но без головы.

И тьмы бредут, не зная прока

От ледохода и весны.

О, Родина! Когда б до срока

Пришли грядущие сыны.

Какое пламя на витрине!

Какое небо в ледоход!

И белый памятник на льдине

Похож на белый пароход…

Поэты, пойте! Тьмы, бредите!

Блуждайте между фонарей,

Но про меня не говорите,

Что я какой-нибудь злодей.

Я – скиф, достойный пьедестала

Цивилизованных веков:

Не мне ли Муза диктовала

Родную речь без матерков…

Расти, вода! В моём народе

От света тьму не отделить.

Не то что птицею, но вроде,

Мне суждено над ним парить.

И если вправду пуля – дура,

Пускай стреляют – улечу!

Такая вот Эстремадура:

Я жить на Родине хочу.

6.1994

Восток и Запад

Начну сначала: зыбью синей

Ползли над морем облака,

И между морем и пустыней

Качалась лампа рыбака.

Она была ещё свободной

От козней длинной бороды,

Пока во мгле молвы народной

Огни горели у воды,

А позже лодки: пики, черви —

И стрелы падали с руки,

Как побережьем, вдоль по верви,

Прошли краплёные полки.

И плетью вспаханное море

Кипело пеною у рта,

Как будто воины в дозоре

Не разглядели ни черта —

И проглядели: нищий с лампой

Привёл с собою в город льва,

И страшный зверь тяжёлой лапой

Чертил на мраморе слова.

Из них текли, как будто реки,

Все даты, битвы и дела —

В какую даль, в какие веки

Простая лампа завела!

О, Боги! Да избегнет тленья,

Кто обратит назад поток!..

Но лишь полуденные тени

С вершин крадутся на Восток.

А между тем гонцы и вести

Сгорели, выбились из сил…

Но как в учебнике, на месте

Осталась пропасть Фермопил.

Там ястреб кружится в просторе,

И лев гуляет между скал.

Там плетью вспаханное море…

Из нас там каждый побывал.

3.1994