Все боялись ее и испытывали к ней отвращение, кроме одного барона, который, время от времени стряхивая с себя свои мрачные размышления, поднимал ногу и угощал ее игривым пинком, на который она не обращала ни малейшего внимания. Он не боялся ее, нет, более глубокие ужасы владели его разумом и затуманивали его чело тревожными мыслями.
Под столом скрючилась дрожащая масса, настолько жалкая и пресмыкающаяся, что едва ли сохраняла форму, свойственную человеческому существу: никто не обращал на нее внимания, и никто не испытывал к ней жалости.
И тогда заговорил Чародей:
— Человек, которого я обвиняю, если он и в самом деле человек, — это... Блоуски!
При этом слове съежившаяся фигура поднялась и открыла охваченному ужасом собранию хорошо известное хищное лицо: он открыл рот, собираясь заговорить, но ни звука не исторглось из его бледного и трясущегося рта... торжественная тишина воцарилась вокруг... Чародей поднял трость судьбы и вибрирующим голосом произнес роковые слова:
— Трусливый мерзавец! заблудший нечестивец! получи то, чего заслуживаешь!..
Блоуски молча осел на землю... груда картофельного пюре... шаровидная форма, тускло вырисовывшаяся в темноте... Он коротко взвыл, затем все замерло. Читатель, наш рассказ окончен.