Трость с секретом - [46]

– Вы ненормальный, – сказал Скажинский.

– Убийство пани Бутылло являлось логическим следствием убийства ее мужа. Она подсознательно чувствовала, что смерть мужа каким-то образом связана с особой Шуллера. Она попыталась выспросить его – он придумал для нее очередную невразумительную байку, но прекрасно понимал, что прозвучала она туманно и пани Бутылло вряд ли довольна его объяснениями; он дождался момента, когда она осталась одна, неслышно прокрался в дом и убил ее. Шуллер чувствовал себя в относительной безопасности. Он был убежден, что милиция поведет следствие по банальному пути и будет подозревать любовника пани Бутылло. Так оно и случилось. Кроме следов машины Шуллера, в руках милиции не было других улик. Пойди они путем, предложенным журналистом, и займись они прошлым людей, связанных с Рикертом и Бутылло, им очень скоро удалось бы напасть на след преступника. Ибо от прошлого не уйти, а в прошлом, до 1945 года, никакого Скажинского не было, а был Шуллер, сын немецкого часовщика из Лодзи. Репортер Кобылинский, приехавший к Скажинскому с вопросом, не знает ли он человека, продающего старинные вещи через посредника, тоже был убит. Ночью эсэсовец вывез труп на машине и спустил в реку…

Генрик умолк, закурил сигарету и взглянул на Скажинского, желая видеть на его лице следы растерянности и страха. Но Скажинский улыбался.

– Вы рассказали мне удивительно интересную историю, – сказал он, и Генрику показалось, будто в голосе Скажинского сквозит симпатия к нему. – Однако временами мне было неприятно слушать, потому что вы то и дело путали мою фамилию с фамилией Шуллера. Я уверен, что история эта правдива. Убийцей был эсэсовец Шуллер. И настоятельно советую вам, дорогой редактор, ищите Шуллера! Мне жаль вас огорчать, но я не Шуллер. Я Скажинский и всегда, с самого рождения, был Скажинский. Я родился в той самой деревне, куда мы держали путь, и здесь меня знает каждый крестьянин.

Они услышали стук колес: к ним приближалась телега. Розанна зашла за дерево, чтобы крестьянин не видел пистолета в ее руке. Телега проезжала мимо Генрика и Скажинского, которые со стороны казались мирно беседующими приятелями.

– День добрый, – крестьянин поклонился Скажинскому.

– День добрый, Феликсяк, – ответствовал тот.

Генрик сделал Розанне знак, чтобы она присмотрела за Скажинский, а сам подошел к телеге.

– Простите, – обратился Генрик к крестьянину, – я хотел бы вас кое о чем спросить.

Крестьянин остановил лошадей.

– Спросить? Ну, спрашивайте.

– Этот пан утверждает, что он здешний, из ваших мест, что жил здесь еще до войны. А мне что-то не верится: он на деревенского не похож.

– Сейчас-то он городской, а раньше жил в деревне и родился здесь. Мы с ним вместе в школу ходили. А теперь он городской.

Скажинский подошел к телеге, поздоровался за руку, иронически поглядывая на Розанну. Девушка спрятала пистолет в сумку.

– Машину себе купил, – с завистью сказал Феликсяк.

– Купил, да радости мало: все ломается и ломается, – рассмеялся Скажинский. Он был в прекрасном настроении. Он кое-как приспособил отпаявшийся провод. Попрощавшись с крестьянином, он пригласил Розанну и Генрика в машину.

– Поедемте ко мне, я угощу вас прекрасным чаем, дорогие мои детективы! – прыснул он.

Всю обратную дорогу он шутил и смеялся. Вдруг он посерьезнел и повернулся к Розанне:

– Кстати, у вас есть разрешение носить оружие? Кто вы?

– Она работает в доме моделей, – ответил за девушку Генрик.

– Да-а-а? – удивился Скажинский.

– А может, ты учишься на юридическом факультете? – иронически спросил ее Генрик.

– Представь себе, учусь. На заочном. А что касается моего пистолета, то разрешение у меня есть.

Они доехали до места. Скажинский открыл дверь квартиры, пропустил гостей вперед. В комнате было трое милиционеров.

– Гражданин Скажинский, вы арестованы! – услышали вошедшие голос Пакулы. Скажинский рванулся было к двери, но двое милиционеров схватили его за руки.

– Это не Шуллер! – крикнул Генрик.

– Шуллер? – спросил Пакула. – Не знаю никакого Шуллера.

– В чем дело? Почему меня арестовывают? – кричал Скажинский.

– Вы обвиняетесь в убийстве супругов Бутылло и репортера Кобылинского.

– Он и Генрика пытался убить, – добавила Розанна. Тогда Пакула повернулся к Генрику и начал кричать на него, размахивая кулаками:

– Я что вам говорил? Я вам велел не выходить из дому! А вы нас за дураков считаете! А дураком-то оказались вы!

– Абсолютным болваном, – добавила Розанна и была права.

* * *

– Розанна, – сказал Генрик девушке, видя, что она собирается приняться за приготовление завтрака, – не слишком ли много требует твое милицейское начальство? Я понимаю, раньше ты следила за мной и поэтому приходила в мой дом. Но теперь, когда Скажинский арестован, а моя непричастность к преступлениям доказана, ты могла бы и не доставлять себе лишних хлопот, готовя мне завтрак.

– Отстань! – огрызнулась она.

– Я, конечно, понимаю: не будь тебя, редактора Генрика не было бы сегодня в живых, его постигла бы участь репортера Кобылинского. Разумеется, задача, возложенная на тебя, требовала известного сближения со мной, благодаря чему легче было выведать у меня нужные сведения. Но теперь это все в прошлом.