Тропы Песен - [5]

Я пытался вообразить себе лицо их работодателя в тот момент, когда он обнаруживал их исчезновение.

Мне представлялось, что это шотландец — великан с кожей в пятнах и полным ртом непристойностей. Я так и видел, как он завтракает бифштексом и яичницей: в те дни, когда продовольствие у нас выдавалось по карточкам, мы знали, что все австралийцы съедают на завтрак фунт мяса. Потом он выходил на ослепительный солнечный свет — солнце в Австралии всегда ослепительное — и кликал своих «ребят».

Молчок.

Он снова кликал. Ни звука — только глумливый хохот кукабары. Он всматривался в горизонт. Ничего — одни только эвкалипты. Подкрадывался к загонам для скотины. Там тоже — ни души. И вдруг, рядом с их лачугами, он замечал рубашки, шляпы и башмаки, торчащие из пустых штанов…

3

В кофейне Аркадий заказал два капучино. Мы уселись за столиком возле окна, и он принялся рассказывать.

Я был изумлен проворством его ума, хотя временами мне казалось, что он рассуждает почти как лектор, а многое из того, что он говорил, уже было сказано раньше.

Философия аборигенов геоцентрична. Земля дает жизнь человеку, дает ему пищу, язык и разум, а когда он умирает, все это снова возвращается к земле. «Родной край» человека, пускай даже это полоска пустоши, заросшая спинифексом, уже сама по себе святыня, которая должна оставаться неповрежденной.

— В смысле — не поврежденной шоссе, разработками, железными дорогами?

— Поранить землю, — отвечал он с серьезным видом, — значит поранить себя самого, а если землю ранят другие, то они ранят тебя. Земля должна оставаться нетронутой, какой она была во Время Сновидений, когда Предки создавали мир своим пением.

— Похожее прозрение, — заметил я, — было и у Рильке. Он тоже говорил, что песнь есть существование.

— Знаю, — сказал Аркадий, подперев подбородок руками. — В «Третьем сонете к Орфею».

Аборигены, продолжал он, — это люди, которые ступают по земле легкой поступью; и чем меньше они у нее забирают, тем меньше они должны отдавать ей взамен. Они никогда не могли взять в толк, отчего миссионеры запрещают их невинные жертвоприношения. Они же никого не убивают — ни животных, ни людей. Они просто благодарят землю и в знак этой благодарности надрезают себе вены на предплечьях и дают капелькам крови пролиться на землю.

— Не такая уж тяжкая цена, — заметил Аркадий. — Войны XX века — вот цена, которую нам пришлось платить за то, что взяли слишком много.

— Понятно, — неуверенно кивнул я, — но нельзя ли нам вернуться к Песенным Тропам?

— Можно.

Я отправился в Австралию для того, чтобы попытаться самому — а не из чужих книжек — узнать, что такое Тропы Песен и как они «работают». Ясно было, что мне не добраться до самой сути дела, да я и не стремился к этому. Я спросил у приятельницы из Аделаиды, не знает ли она какого-нибудь эксперта по этому вопросу. Она дала мне телефон Аркадия.

— Ты не против, если я буду записывать? — спросил я.

— Валяй.

Я вытащил из кармана черный блокнот в клеенчатой обложке с эластичной лентой, удерживающей страницы вместе.

Симпатичный блокнотик, — заметил Аркадий.

Раньше я покупал их в Париже, — сказал я. Но теперь там таких уже не делают.

В Париже? — повторил он, приподняв бровь, как будто никогда и жизни не слышал ничего более претенциозного.

Потом подмигнул и продолжил рассказывать.

Чтобы разобраться в представлениях о Времени Сновидений, говорил он, нужно понять, что это как бы аборигенский аналог первых двух глав Книги Бытия — с одним только важным отличием.

В Книге Бытия Бог сначала сотворил «зверей земных», а потом из глины вылепил праотца Адама. Здесь же, в Австралии, Предки сами себя создали из глины, и их были сотни и тысячи — по одному для каждого вида тотема.

— Так что, когда австралиец говорит тебе: «У меня Сновидение Валлаби», он хочет сказать: «Мой тотем — Валлаби. Я принадлежу к роду Валлаби».

— Значит, Сновидение — это эмблема рода? Значок, позволяющий отличать «своих» от «чужих»? «Свою землю» от «чужой земли»?

— Да, но не только, — сказал Аркадий.

Каждый Человек-Валлаби верил, что он происходит от общего Праотца-Валлаби, который является предком всех других Людей — Валлаби и всех ныне живущих валлаби. Следовательно, валлаби — его братья. Убивать их ради мяса — и братоубийство, и каннибализм.

— И все же, — настаивал я, — такой человек является валлаби ничуть не больше, чем британцы являются львами, русские — медведями или американцы — белоголовыми орланами?

— Сновидением, — отвечал Аркадий, — может быть любое существо. Сновидением может быть даже вирус. У тебя может быть Сновидение ветряной оспы, Сновидение дождя, Сновидение пустынного апельсина, Сновидение вшей. В Кимберли кое у кого есть теперь даже Сновидение денег.

— Ну да, у валлийцев есть лук-порей, у шотландцев — чертополох, а Дафна превратилась в лавр.

— Та же старая история, — сказал Аркадий.

Потом он стал рассказывать дальше: считалось, что каждый предок-тотем, путешествуя по стране, рассыпал целую вереницу слов и музыкальных нот по земле, рядом со своими следами, и эти линии, эти «маршруты Сновидений», опутывали весь континент и служили «путями сообщения» между самыми удаленными друг от друга племенами.