Тропою волка - [137]

— Этому кретину мало польной булавы! Он вновь пристает к моей Анну се! — возмущался Богуслав. — Он и его братец Криштоф просят у королевы ее руки, видимо, мерзавцы, рассчитывают на богатство Януша, царство ему небесное!

— Коща же твои личные дела с Аннусей завершатся свадьбой? — устало спрашивал Михал. — Тогда и Пац отстал бы от нее.

— Жду ответа от этого чертового Папы Римского! И вот в этот момент эти подлые Пацьг лезут со своими предложениями! Но я знаю, что делать! Хочу побыстрей списаться с Юрием Любомирским! Очень влиятельный шляхтич Короны. Пусть поможет отвадить этого извращенца. Любомирский мне точно поможет.

— Боже, — Михал покачал головой, — но пан Любомирский интриган из интриганов. К тому же он называл Яна Казимира королем-тираном. Чем он может тебе помочь? Вбить лишний клин между тобой и королем? Уж нет, Богусь. Тебе могут помочь только ты сам и Аннуся. Вы практически помолвлены. Если дело встанет из-за отказа Папы в блашсловлении, то поженитесь без него.

— Пожалуй, так и сделаю…

От кузена Михал отправился в Несвиж, чтобы привести в порядок замок да упасть в объятия любимой жены и таким путем отдохнуть от всех передряг и набраться новых сил. Ну, а Богуслав с небольшим войском по просьбе Яна Казимира двинулся освобождать столицу Княжества Вильну, куца поехал бы и по собственной воле. Ноябрьские тучи сгущались над захватчиками в этом политом кровью древнем городе. Стрельцы и ратники, засевшие в Вильне, уже давно почуяли, что близится их разгром. Проливать кровь за литвинскую столицу никто из них не желал. Никто кроме воеводы Мышецкого.

— Скоро придет подкрепление от Хованского, — успокаивал он своих волнующихся ратников, не будучи, впрочем, уверен, что Хованский пришлет хотя бы одного человека.

— Из-за воеводы нашего помрем все здесь! — гневно шушукались стрельцы. Каждую ночь из города кто-нибудь да убегал из гарнизона. Вильну обступали с разных сторон литвинские части. Здесь же оказался и отряд Багрова, примкнувший к немногочисленной группировке Богуслава Радзивилла, приведшего под стены города всего шесть сотен драгун и двести рейтар. Слуцкий князь изначально свысока посматривал на полтысячи «лесных братьев», руководимых пусть и весьма недурной внешности, но достаточно еще молодой женщиной в меховой шапке, с длинными светлыми косами. Однако к этой лесной воительнице Богуслав вскоре резко поменял отношение.

— Какие у вас планы, пан Богуслав? — спросила Елена.

— Частей у нас много, но все они малочисленны, — отвечал Богуслав с видом, что делает большое одолжение, обсуждая с женщиной будущую тактику, — пока штурмовать город нет возможности. Будем ждать подкрепления.

— Ждать можно. Но пока ждем, можно и попугать московитов, — предложила Елена. Она рассказала, что однажды они до смерти напугали один карательный отрад, распалив множество костров — каждый партизан зажег по два-три костра. Каратели посчитали, что перед ними огромное войско, и спешно унесли ноги.

— Хорошая идея! — одобрил Слуцкий князь, глядя уже более уважительно на Елену.

— Это была идея Самуэля Кмитича. Он мне, кстати, рассказывал о вас много интересного.

— Невероятно! — удивился Богуслав и даже снял перед Беловой шляпу. — Вот такие particularia![31] Значит, это у вас воевал наш отважный Самуэль! Как тесен, однако, мир!

— Вы давно виделись? — спросила Елена, внимательно взглянув на Богуслава. По взгляду Елены Слуцкий князь, искушенный в амурных делах, тут же сообразил, что между Кмитичем и этой командиршей отряда что-то явно было. Он усмехнулся:

— Да уж давнее, чем вы! В последний раз мы вместе осаждали Могилев зимой 55-го. Слышали? Он только что вместе с Жаромским разгромил Хованского.

— Я и не сомневалась в этом, — тихо промолвила Елена, опустив голову, и добавила уже более бодрым голосом:

— Ну, зажжем костры?

— В моем сердце вы его уже зажгли, милая панна, — улыбнулся, пошутив, Богуслав, но Елена не прореагировала на шутку никак.

И вот Богуслав велел своим драгунам и рейтарам выстроиться под виленской горой в одну линию и каждому распалить вечером по восемь костров. То же самое сделали и партизаны. Во мраке ночи поздней осени зрелище получилось впечатляющее: московиты не на шутку перепугались — «Пришел Богуслав Радивил, а с ним войско великое!» В гарнизоне Вильны началась настоящая паника, и лишь Мышецкий сохранял спокойствие и даже лютовал, наказывая паникеров плетьми до полусмерти.

— Война проиграна, — шептались стрельцы, — пусть Мышецкий с царем сами воюют, раз такие умные!

И вот к воеводе направилась целая делегация шумных стрельцов и пехотинцев.

— Сдавай город! — кричали московские ратники. — Подмоги нет! Хованский разбит! Город окружен десятками тысяч литовцев! Помирать нам всем тут суждено, коли будем сопротивляться литовским людям!

— А ну, разойтись! — горели гневом глаза Мышецкого. Больше он ничего не успел сказать. Крепкий кулак вписался воеводе между глаз так, что искры посыпались. Четверо смуглых молчаливых охранников Мышецкого тут же получили пули из пистолетов и удары бердышей. Стрельцы набросились на воеводу, стали бить руками и ногами.

— Осади! — кричал самый старший из них, сотник с длинной русой бородой. — Свяжем воеводу, братцы, да и Радивилу сдадим! Тоща нас всех помилуют и отпустят! Ну, или не казнят, уж точно!