Тропою волка - [101]

— Это из-за тебя, мордовская морда, я пошел войной на Швецию вместе с ляхами! Вот и получил врага в виде казаков и крымчан! Что, не нравится?! — он хватал за бороду Никона и с силой бил патриарха кулаком в лицо. — На! Получи, живодер! Патриарх, мать твою! Мало тебя, видать, мачеха порола! Еще надо бы! Крови ему захотелось! Вот тебе кровь! — кричал, выпучив глаза, царь, глядя, как кровь течет из разбитого носа Никона. — Скоро по твоей милости кровь по всей Москве будет! А ты первый будешь у меня в крови висеть на дыбе! Все! Нет у меня патриарха больше! Лишаю тебя архиерейства и священства лишаю! — и царь хватал патриаршую шапку Никона, бросал на пол и пинал ее ногами со слезами на глазах, а драгоценные каменья разлетались по полу в стороны. Челядь испуганно жалась по разукрашенным литвинскими мастерами углам дворца. Истерики и раньше случались с царем, но чтобы такие! Чтобы бить патриарха?!

Слуги стали успокаивать царя, поднося ему квасу в золотом ковшике. Тот отшвырнул ковш в сторону и бросился к себе в хоромы…

— Ничего, — утирал разбитый нос Никон большим платком, заботливо протянутым испуганными девками, — еще прощения попросит. Не раз такое уже случалось…

Такое, чтобы царь прощения просил и раскаивался, в самом деле случалось, но только не в этот раз. Отношения царя и патриарха разбились вдребезги окончательно. Алексей Михайлович более чем твердо решил: не быть в Москве Никону больше никогда. Теперь царь твердо себя убедил, что источник всех его бед и провалов — патриарх, толкнувший его, светлого царя, на войну и со Швецией, и с Речью Посполитой, и с Русью, и с Крымом. Так он для себя и решил.

Через час после сеанса кровопускания Алексей Михайлович чуть успокоился, приказал выводить людей на постройку земляных валов вокруг Москвы, а священнослужителям готовить Собор по делу о патриархе. Работы по устройству валов закипели, сам же царь, по просьбе воевод, чтобы опровергнуть слухи о своем бегстве за Волгу и поддержать дух подданных, лично наблюдал за ходом работ, окруженный плотной охраной. На царе был черный, почти монашеский, наряд.

Осенью московские послы по приказу царя уже в прямом смысле «метали бисер» перед шведами, одаривая их мехами, жемчугом, беличьими и соболиными шубами, доспехами, медом, воском да шелками булгарскими, булатными саблями с декорированными жемчугом и бриллиантами ножнами, скакунов даруя редких арабских, серебряные и золотые блюда с кубками… Подарили даже островерхий шелом Ивана IV Ужасного с надписями по-арабски и по-русски. Уговаривали заключить мир. Шведы дары принимали, но жестко требовали вернуть захваченные эстляндские города, выплатить контрибуцию за разорение инфлянтских поселений и восстановить довоенные границы, а при других условиях ни на какой мир не шли. Царь, как обычно, торговался, но понимал, что придется принять условия Швеции.

Что же касается Никона, то вскоре на Соборе было принято решение лишить его архиерейства и даже священства. Как ни странно, заступились за патриарха русинский иеромонах из Киево-Печерского монастыря Епатий Славинецкий и литвинский архимандрит из Полоцка Игнатий Иовлевич. Они посоветовали передать дело Никона на суд восточных патриархов. Но это только отсрочило расправу над бывшим патриархом Московским. Как простой монах он будет сослан в северный вепсовский Белозерск.

Глава 26 СОПРОТИВЛЕНИЕ

8-го февраля 1659 года под Мяделем были разбиты войска Владислава Воловича и «мальтийского кавалера» Николая Юдицкого. Хованский ликовал! С целью закрепления завоеваний в Литве ему удалось овладеть стратегической инициативой и вновь установить контроль над большой частью Великого княжества Литовского, Русского и Жмайтского. В августе того же года Хованский начинает Литовский поход. «Под Хованским 90 корнетов райтарии, — писал Богуслав Радзивилл Михалу, — снабженной пистолетами и бандолетами, каждый силой в 60 или 70 коней, 5 хорунг думных бояр, под каждой 100 коней… Под Щербой… 30 корнетов райтарии такой же силы, 3 кампании цесарской лейб-гвардии по 100 коней…»

Общая численность полка Хованского достигала девяти тысяч человек. Алексей Михайлович, заключив пусть и унизительный для себя мир с Карлом Густавом, видя, как временно улучшилось для него положение в Литве, начал готовиться к наступлению на дерзкую Варшаву. Для усиления армии Хованского к нему был выслан полк Степана Змеева в составе «шквандроны» (шесть рот) смоленских рейтар, переметнувшейся на сторону царя витебской, могилевской и кричевской шляхты, полочинских «фунтовых» и донских казаков, наемных солдат Треля и «шквандроны» из «генеральского полка» англичанина Авраама Лесли во главе с его сыном Робертом, общей численностью 2400 человек.

В мае 1660 года на подходе к Слуцку многолюдный полк Змеева обратил в бегство войска полковников Оскирки и Мурашко, а также новогрудского хорунжего Франсковича и преследовал их до самого Слуцка. 27 мая этот полк присоединился к армии Хованского. Еще один воеводский полк стал создаваться 23 мая под руководством брата Ивана Хованского — Семена. На усиление его отряда по указу от 8 июня направлялось два солдатских полка числом в 2000 человек по реке Днепр из Киева. Во вновь захваченном царем Борисове находились приказ московских стрельцов и «добрые и полные» дворяне московских чинов (250 человек й даточные), которые должны были пристать к полку Семена Хованского. Тогда же к Хованскому были направлены Нежинский и Черниговский полки наказного гетмана Войска Запорожского Василия Золотаренко. В целом, по планам наступления на Варшаву, войско князя должно было увеличиться до 40 000 человек.