Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра - [3]

Я совершил до десятка попыток, стараясь довести процесс последовательного осознания своих действий до состояния их полного физического осуществления, но мысль, словно заколдованная, постоянно срывалась в постороннюю мечтательность, а тело, лишаясь поддержки практического разума, вновь срывалось в расслабу бессознательного телепания, плюхаясь в бессильной немощи назад на толчок. Наконец невероятным усилием воли мне удалось-таки преодолеть первую космическую скорость и, резко дернувшись вперед, перенести центр тяжести за критическую черту, а затем, открыв дверь лбом, доползти на полусогнутых до суфы.

— Вовчик, что с тобой? — спросил Ворона. — Мы думали, тебя засосало! Вот, второй косяк докуриваем...

Я не мог не только курить, но даже сидеть. Развалившись на суфе, я с трудом проговорил, что никуда не могу идти и останусь здесь вплоть до возвращения в состояние вменяемости. Ворона, Юрчик и Коля пошли гулять, а я остался лежать, раскинув руки и уперевшись взглядом в небо, по которому плыли, словно мыслительная материя, высокие облака. Постепенно небесное пространство начало наполняться звучанием, вызвавшим у меня ассоциации с ревом небесного слона — ухыра-бурэ. Звучание усилилось. И вот уже тысячи небесных слонов неистово трубили инфразвуками, пронизывающими каждый миллиметр пространства, каждую клеточку тела, сливая его воедино с бездной эфирного океана. После первой слоновьей атаки пошла вторая, затем — еще одна, через какое-то время — еще. Прямо-таки Hannibal ante portas! Потом, чуть оклемавшись, я понял, что за рев ухыра-бурэ принимал шум самолетов, взлетавших и садившихся в пресловутом аэропорту за поворотом.

Через несколько часов, когда уже стемнело, вновь нарисовались Ворона с Колей. Я продолжал лежать в той же позе, в которой они меня оставили, но мозг уже работал вполне адекватно. Мне предложили подвигаться, чтобы отойти от маразма. В качестве профилактической прогулки было предложено сходить к Джурабеку — другану Вороны, живущему неподалеку. Мы вышли на улицу. В движении я окончательно пришел в себя. Над домом Джурабека дым пах, как смог в лондонском Сити в час пик. Жизнь вновь вступала в свои права.

После Джурабека мы пошли небольшой компанией гулять по городу. Вечерний Душанбе производил впечатление некоего курорта, засаженного густыми аллеями и застроенного ностальгическими особняками сталинско-сочинского типа. На улицах было полно народу. Повсеместно играла музыка, в чайханах сидели люди, с лотков продавали мороженое и всяческие вкусности, парочки гуляли по освещенному фонарями бульвару, а по проезжей части катили бесконечной чередой троллейбусы, такси, маршрутные микроавтобусы и просто транспортные средства частных граждан. Это был кайф теплого южного города, полного фруктов, красивых девушек и восточных сладостей, в окружении живописных гор с прозрачными озерами и целебными минеральными источниками.

Мы шли небольшой компанией по широкой освещенной улице. Навстречу накатывала пестрая толпа праздношатающегося люда. Многие девушки были в шелковых штанишках и национальных платьях, молодые люди — в белых рубашках и тюбетейках.

— Вовчик, — сказал Ворона, — посмотри вокруг себя: большинство всех чуваков, которых ты видишь, обкурены!..

Я пригляделся к лицам — и точно! Такое ощущение, что весь город торчит. В общем, восточный образ жизни. Первый день в раю катился к своему завершению.

4. Будни «Кишлака наркомов»

«Кишлаком наркомов» называли Душанбе на заре советской власти. Думаю, это название адекватно для таджикской столицы до сих пор, и даже еще больше, чем в легендарные двадцатые. Здесь все оказалось почти дословно, как предсказывал Рыжий. С утра ко мне в загон приходил Ворона — с чаем, лепешкой и фруктами. После этого он крутил косяк двойной длины, мы его выкуривали и отправлялись в город: Ворона — в университет, я — знакомиться с достопримечательностями таджикской метрополии. В Душанбе мне нравилось все: и люди, и дома, и улицы, и чайханы, и местная кухня, и таджикская музыка, и национальная одежда, и даже «сухой коньяк» насвай — смесь извести и табака со специализированными добавками, закладываемая под язык и вызывающая на пару минут легкое головокружение. «Как рюмку коньяку выпить», — говорят таджики, объясняя, почему насвай есть «сухой коньяк».

Сухой коньяк. Насвай (или кратко «нас») выглядит как зеленый порошок. В зависимости от степени его влажности, он зернист или рассыпчат. Принимать насвай нужно следующим образом: положить заготовленную дозу на ладонь, открыть рот, поднять язык, высыпать дозу с ладони под язык, опустить язык, закрыть рот. Насвай воздействует на тонкие капилляры и нервные окончания в подъязычной зоне. Приход длится от минуты до пяти, в зависимости от качества и количества вещества. В случае сильного эффекта головокружение может даже сбить с ног. И не дай вам бог хоть чуть-чуть глотнуть насвайной слюны — прополощет по полной программе! Особенно опасен этот чудесный порошок «под мухой», а под сильной — «вертолет» гарантирован: жестко киданет и эффективно вывернет почти наверняка.

Насвай не жуют, не сосут, а «курят». «Курить насвай» — это значит заложить щепоть вещества под язык и через некоторое время сплюнуть. Так что если вам таджик предложит «закурить», не спешите доставать зажигалку. Научиться курить насвай непросто, но при желании — можно. Главное — начать с маленьких доз и «курить» очень осторожно, избегая глотательных движений. Я научился более-менее курить «внемую» за пару дней, хотя уверенно себя почувствовал позднее. Уверенно — это значит уметь с насваем во рту разговаривать, не глотая при этом слюны. Когда вы совсем в себе уверены — можете курить даже под мухой, но злоупотреблять этим я бы никому не советовал. На моих глазах йог с многолетним стажем, «закуривший» для куражу после бокала шампанского, был свален через две минуты буквально наповал.