Тропик Козерога - [27]

Только присев за стол, Кистенёв обнаружил лежащий на нём лист бумаги с грубо нарисованной карандашом карты двух не то островов, не то континентов, причём один из них был значительно больше второго. Рядом с местами, где сидели Крейтон и Семелесов стояли две недопитые кружки с чаем.

— Что это? — спросил Кистенёв, взглянув на карту.

— Это карта нашего мира, точнее двух континентов, на которых проживает большинство населения, Горнии и Ангельдарии. Ангельдария, — Крейтон указал на больший континент, разрезанный почти по всей ширине вытянутым морем, соединённым с океаном, по-видимому, только узким проливом, — была полностью покорена Мантией, Горния только наполовину. По сути, основная цивилизация наподобие вашей европейской, существовала только в Горнии и на западе Ангельдарии, а к востоку от центрального моря варварство и мракобесие, какое вам и не снилось. К западу же от центрального моря между собой постоянно дрались четыре народа: Кентелийцы на севере, единственные, чьи колонии на востоке соприкасались с метрополией, Анхарцы в центре, и на юге Микелийцы и Дервени, захватившие в своё время множество колоний на том берегу моря.

— А как же Мантия? — недоумённо спросил Кистенёв.

— А Мантия, друг мой, жалась между ними, как и ещё дюжина небольших государств, постоянно выбирая, на чьей стороне выступить в очередной мировой войне, чтобы оказаться в союзе с победителем. И последние несколько раз перед правлением Матиаса второго выбирала крайне неудачно. Мантия была в нашем мире примерно как в вашем, ну, например…

— Польша.

— Да примерно так.

— Весело, — констатировал Семелесов, поднимаясь из-за стола. — И что же произошло потом.

— А потом у нас появились дирижабли. Это было весьма удивительно, так как до этого мантийцы сильно отставали в воздухоплавании, хотя нам в это было трудно поверить, когда рассказывали о том, что в то время даже шутили: «Мантия не может в небо, Мантия не может в небо». Да, зато представьте лица их всех, когда они увидели над своими городами дирижабли с золотым драконом на воздушных килях, причём не обычные разведывательные аэростаты, а настоящие воздушные корабли нагруженные бомбами, какие, только начинали появляться в проектах. По тем временам это было всё равно, что для вас летающие тарелки. Представляете, как ваш город внезапно атакует эскадра летающих тарелок с флагами…

— Польши, — вовремя вставил Семелесов.

— Да, Польши.

Алексей встал у окна, смотря куда-то вдаль и вверх, словно представляя в небе над городом флот польских летающих тарелок.

— Н-да, — протянул он, отходя от окна.

Семелесов медленно прошёл по комнате пока его взгляд не упал на небольшой письменный столик, а точнее на стоявшую в рамке фотографию, на которой был изображён мужчина в военном мундире наподобие старого европейского, держащий под руку красивую женщину в старомодном платье.

— Это он и есть, — сказал Крейтон, опережая вопрос. — Матиас второй, основатель империи, создатель воздушного флота.

— А рядом его жена?

— Практически.

— То есть? — Семелесов непонимающе уставился на Крейтона, вышедшего к нему навстречу.

— Это его сестра, впрочем, по сути, она была истинной императрицей при нём.

Именно она выполняла роль… Не трогать! — заметив, как рука Семелесова потянулась к ещё одной рамке лежащей на столе скрывая фотографию, Мессеир тут же подскочил к столу и прижал её к столу при этом злобно посмотрел в глаза Алексею, и тот отступил, сделав знак что всё понял. — Именно она выполняла роль консорта во всём.

— Во всём? — недоверчиво спросил Семелесов.

— Да во всём. Впоследствии если мне не изменяет знание истории, он всё-таки женился на одной кархейской принцессе, которая и родила наследника, но это уже так, политические соображения.

— Твою мать! — послышалось из дверей в кухню протяжное восклицание Кистенёва, до которого, похоже, дошло, что имели в виду Семелесов с Крейтоном, и теперь он смотрел на них, сморщив лицо. — А у вас это считается нормальным?

— Если хочешь знать, друг мой, в нашем мире подобное осуждается ещё строже, чем в вашем, только в данном случае это отношение к делу не имеет.

— И вы всё равно считаете его великим правителем, несмотря на то, что он делал?

— Именем светлого престола, Кистенёв! Он основал нашу империю, вы думаете, мне не плевать на то с кем он спал, — произнёс своим повседневным флегматичным голосом Крейтон, присаживаясь в потрёпанное кресло в углу комнаты, заложив ногу за ногу. — Могу поспорить вы бы хотели, чтобы этот ваш Николай был не примерным семьянином, а пьяницей и развратником, но с достаточной волей, чтобы сломить сопротивление и спасти вашу империю, я, по крайней мере, многое бы отдал, чтобы также изменить последнего императора Мантии.

— Если уж и правители будут плевать на мораль, что можно требовать от их подданных, — произнёс Кистенёв после короткой паузы, пристально смотря на Крейтона.

— Если вы не заметили, друг мой, правители никогда не действуют согласно с моралью это a priori. В конце концов, я не могу осуждать Матиаса-императора, используя критерии для Матиаса-человека, но при этом невозможно не возвеличивать Матиаса-человека, возвеличивая Матиаса-императора, как-то так.