Тропами Яношика - [70]

— Ила, я ухожу. До субботы вечером. Встретимся у тебя дома, — посмотрев на часы, заторопился Шробар.

— Как, мы столько времени не увидимся?

— Это нужно для приближения нашего счастья. Будет скучно, покатайся на моем мотоцикле. Только за город не выезжай!

— Зачем же мне подставлять голову под партизанские пули?

— Задание у меня опасное, ты, наверное, догадываешься, — с волнением сказал Шробар. — Разреши хоть на прощание поцеловать тебя…

— Когда взлетим! — отшутилась Иланка.

На второй день Иланка сходила к его матери и убедилась, что Шробар действительно выехал куда-то на пять дней. Мать была с Иланкой очень ласкова. Визит девушки она восприняла как благосклонность к сыну, да и к ней самой.

Иланка уже не раз каталась на шробаровском мотоцикле. И сейчас мать охотно ей дала ключи от гаража, но советовала не ездить допоздна.

— А уж если доездишься до патрульного часа, оставь машину у себя. У вас там кругом все запирается, — сказала она. — Впрочем, я не боюсь за машину. Теперь больше воруют жизнь людей, чем их вещи…

Иланка села на мотоцикл и уехала из города.

С переселением на новую квартиру она потеряла связь с бачей. Зато в матице Словенской нашла людей, которые охотно бы помогли партизанам в любом деле, могли сами здесь что угодно напечатать, а могли дать шрифты, станок и даже бумагу. Об этом надо было срочно сообщить Лонгаверу, и Иланка решила воспользоваться отсутствием Шробара, который своей опекой связывал все ее действия. Надо пробраться в горы к баче, это безопаснее, чем заезжать к нему в село. К тому же там, в селе, бабичка Мирослава, хитрая и осторожная, неизвестно еще, как она отнесется к Иланке.

Чтобы уехать на весь день, надо отпрашиваться на работе. Да и Шробар это потом узнает. Другое дело — ночь.

Уже в темноте она добралась до ущелья, в верховье которого знала тропку к шалашу бачи. Оставила тут мотоцикл и пешком пошла дальше. Но не прошла и ста метров, как ее остановил необычно одетый автоматчик. Он был в светло-сером дорогом костюме, но в простых солдатских сапогах, на светлой велюровой шляпе алела тесемка, а на ней горела красная звездочка с серпом и молотом…

Иланка и обрадовалась этой встрече, и испугалась ее. Что она скажет партизану? Бача знает ее и то, может, не совсем верит, а этот…

— Девушка, вы что-то потеряли, — весело заговорил партизан.

Иланка растерянно покачала головой. Что она могла потерять, если у нее ничего с собой не было?

— А мотоцикл?

Тогда девушка осмелела, сказала, что на гору мотор не тянет, а ей нужно к баче.

— Как зовут бачу, который вам нужен?

— А вы кто? — недоверчиво спросила в свою очередь девушка.

— Разведчик партизанского отряда имени Яношика.

Немного подумав, Иланка назвала фамилию бачи.

Партизан улыбнулся.

— Знаю такого и бабичку его…

— Мирославу! — подсказала Иланка.

— Целую зиму кормили наш отряд, когда нас было еще только пятеро. — Ну а вы к нему зачем?

— Дело у меня.

— Нельзя. Теперь горы вокруг Прашивой — наши, партизанские. Посторонних мы не пускаем.

— Я не посторонняя для бачи, у меня к нему дело… Очень важное дело.

— Ну, если так, тогда идем к нашему командиру, пусть он решает.

Пока шли по зарослям, он исподтишка рассматривал незнакомую красавицу, одетую с большим вкусом. Их остановил другой партизан. И первый попросил вызвать второго начальника заставы.

Откуда-то из темноты явился Ян Налепка, шахтер, которого Иланка однажды встречала у бачи. Он узнал девушку и без слов повел в колибу, искусно устроенную в скале, где горела свеча и двое спали на нарах. Ян Налепка предложил кофе, но Иланка сказала, что ей нужно как можно скорее попасть к баче. Ради этого она согласна сутки не есть, не пить.

На перевал, с которого виден Камень Яношика у шалаша бачи Лонгавера, поднялись, когда уже совсем рассвело. Небо было светло-голубое, теплое. А внизу полыхал алый язычок пламени. Налепка пояснил Иланке, что это флаг советских партизан, устроивших на Прашивой свой лагерь.

Солнце взошло за горами, в низине. Первые лучи, брызнувшие в небо, осветили и без того алый партизанский флаг.

Иланка остановилась — у нее перехватило дух от волнения. Совсем недавно прибегала она сюда вся дрожащая от страха, чтобы предупредить бачу о замыслах жандармов. И вот теперь тут, как на острове свободы, поселились партизаны, которые никого и ничего не боятся. Она прищурила глаза, чтобы лучше рассмотреть этот флаг, который казался ей ярко пылающим факелом, поднятым над миром кем-то сильным и бесстрашным.

Теперь Иланка шагала так быстро, что Ян с трудом поспевал за нею, удивляясь откуда у этой девушки берутся силы. Ведь целую ночь в пути!

— Скорей, Янош, скорей! Мы должны успеть к завтраку! — наконец не выдержав, воскликнула она.

— Ну я ж давал тебе бутерброд. На, еще перекуси на ходу.

— Не то, Янош! Не то. Идем скорее!

Вся огромная лысина Прашивой, залитая утренним солнцем, напоминала многолюдный, шумный город, а Камень Яношика — его неприступную железную крепость.

Между палатками, которые были разбиты на склонах голи, под буками, как по улицам, с громкими песнями маршировали отряды вооруженных людей. Ничего не осталось тут от шалаша бачи Лонгавера.