Тропа Селим-хана - [36]
— Ваш сын вернулся в свою семью, — сказал Бирс. — Никто не может отнять его у вас.
Взгляд Сулейман-бека смягчился. Рустем сказал несколько фраз по-курдски, тон его был почтительный.
Как было условлено, Рустем представил Бирса, как путешественника и журналиста, интересующегося курдской проблемой. Бек благосклонно наклонил голову.
— О беде, постигшей вашего сына, я узнал случайно, — поспешил прибавить Бирс. — Не скрою, мое любопытство было задето. Надеюсь, он поправляется?
— Да, хвала аллаху.
Пальцы Сулейман-бека пробежали по бороде, остановились на груди. Он помолчал, затем спросил, как чувствуют себя путники, как перенесли жару, жажду и неудобства верховой езды. С английского бек перешел на свой язык; Рустем перевел, и Бирс испытал облегчение. Лед сломан.
Красные и желтые подушки лежали на коврах. Сулейман-бек указал на одну из них Бирсу, сел сам и затем предложил сесть Рустему. Слуга внес угощение. Бирс заметил на подносе тонкий узор из серебра. Этот поднос украсил бы любой музей. Вошли женщины: толстая старуха, очень смуглая, почти черная, и девушка лет шестнадцати. Она была бы хороша собой, если бы не багровое пятно на подбородке. «Волчанка», — подумал Бирс. На лбу — цепочка из монет. Они и на лбу, и на груди, и на запястьях, звякают при каждом движении.
Алый янтарь блеснул в руке Сулейман-бека. «Четки пророка Магомета», — вспомнил Бирс. Его мысли ушли в прошлое. Но ненадолго. В приемнике, настроенном на Тегеран, забарабанил джаз.
Когда полог шатра откинулся и на подушку против Бирса опустился Рифат, майор узнал его сразу, хотя никогда не видел. Чалма, шаровары, как у всех, но лицо… Гладко выбритое, с тщательно подстриженными усами, лицо Рифата смотрело сюда, в сумрак шатра, как бы из другого мира. «Красивый, — отметил про себя Бирс. — Мог бы стать звездой экрана, играть любовников в фильмах из восточной жизни, напыщенных и слащавых».
Очень красивых мужчин Бирс не любил. Он не мог относиться к ним серьезно.
Говорили о традициях курдов, всегда непокорных. Начал Бирс, а Сулейман-бек с удовольствием подхватил.
— Нас не могли поработить ни ассирийцы, ни персы, — сказал он гордо. — Что осталось от ассирийского царства? Прах! А курды живут, живут уже четвертое тысячелетие…
Старик погрузил пальцы в плов, взял горсть, ловко скатал жирную еду в плотный шарик и протянул Бирсу. Майор открыл рот, Сулейман-бек запихнул туда шарик и подтолкнул большим пальцем. Сдобренный гранатовым соком, перцем, плов обжигал, как раскаленный уголь. Слуга непрерывно подливал чай. Бирс устало открывал рот, жевал, глотал душистый чай и все время чувствовал на себе взгляд Рифата, то настороженный, то иронический.
— Виски у нас не держат, — сказал он, и Бирсу послышался вызов в этих словах.
— Тем лучше, — ответил майор. — Меня лично устраивает мусульманский сухой закон. Жаль, что далеко не все магометане соблюдают запрет.
— Нравы портятся, — пропел своим фальцетом Сулейман-бек. — От западного ветра не укрыться и здесь.
— Однако вам удалось укрыться, — произнес Бирс и прямо поглядел на Рифата.
Бирс ждал, с нетерпением ждал повода, чтобы зацепить Рифата за живое, вызвать на откровенность. Что скажет Рифат? Он молчит, но не отводит глаза. На губах Рифата снисходительная усмешка. «Увильнет красавчик», — решил Бирс.
Понятно, Рифат не обязан давать отчет. Он теперь свободен. И тем не менее в душе Бирса поднималась неприязнь к красавчику.
Усмешка Рифата погасла.
— Вы от какой газеты? — спросил он, подавшись к Бирсу.
— Я буду писать для…
— Неважно, — перебил Рифат. — Совсем неважно. — Под опаленной кожей медленно, с силой заходили скулы. — Мне все равно, кто вы такой: корреспондент или сослуживец покойного майора Дарси… Например, Бирс.
Майор весь напрягся. От кого Рифат мог узнать? От Азиз-бея? Да, скорее всего. Легенда Бирса внезапно рухнула, его душили досада, стыд. Как же быть? Притвориться непонимающим или…
Рядом с Рифатом возвышался огромный курд — усатый, с недобрыми глазами. Ручища его лежала на эфесе кривой сабли.
Сулейман-бек бесстрастно перебирал четки, а за спиной его стояли еще два курда с саблями наголо. Бирс не заметил, как удалились за занавеску женщины, как вошли воины.
«Рифат прав, ему все равно, — подумал Бирс. — Он не боится. Так с какой же стати он, Бирс, должен изворачиваться, лгать? Надо только подавить в себе стыд, упрямый стыд разведчика, лишившегося маски, и…»
— Допустим, вы майор Бирс, — продолжал Рифат. — Это ничего не меняет сейчас. Я был с вами, и я ушел от вас, — прибавил он, прикрыв веки, словно вызывая в памяти читанное. — Я не мог поступить иначе.
Он произнес это искренне, просто и помог Бирсу решиться.
— Да, я майор Бирс, — сказал он. — Я приехал для того, чтобы выяснить, отчего погиб Дарси. И еще…
— Для чего же еще, майор?
— Звание тут ни при чем. К черту звания! — воскликнул Бирс.
Он поднес к губам чашку, отпил глоток чая. Зубы его стучали о фарфоровый край. Странная лихорадка трясла Бирса. Не от страха. Он перешагнул рубеж, за которым уже нет ни страха, ни стыда.
— Здесь я тоже свободен, — вымолвил Бирс.
Он поставил чашку, расплескивая чай. Он не хотел говорить так, он лишь подумал. Вырвалось как-то само. Он поглядел на Рифата. Лицо курда светлело.
