Тропа Селим-хана - [23]
Теперь о напарнике Нияза. Бесспорно, он менее надежен, хотя бы уже потому, что уступает ему в ненависти. Иса Риза-оглы Мурадов, пятидесяти лет от роду, уроженец Сакуртало, не выступал с оружием против Советов. В юности он носил контрабанду для Селим-хана, отсидел за это три года в тюрьме и до 1941 года мирно жил в Тбилиси, занимая скромную должность дворника. Был призван в армию, попал в окружение, сдался в плен немцам и несколько лет скитался по лагерям. После войны на эвакопункте близ Неаполя его заприметили наши офицеры и, как турка по национальности, рекомендовали отправить в Турцию. Стоило сказать ему о каре, ожидающей в Советском Союзе лиц, сдавшихся в плен, как он изъявил согласие забыть свою родину и обрести новую, под эгидой полумесяца.
Турецкое правительство выдало ему ссуду на обзаведение и поселило в приграничном районе, опять-таки не без подсказки с нашей стороны.
Что я имел против Исы? Определенного ничего. Он сопровождал Нияза, и последний остался доволен компаньоном. Память у Исы блестящая, тропа контрабандистов отпечаталась в ней глубоко и во всех подробностях. Из-за одного этого я не мог отказаться от него.
Однако кое-что настораживало меня. Так, например, Иса купил на советской стороне костюм и принес его домой, несмотря на то, что я запретил подобные штуки. Правда, он спорол клеймо и по моему приказу пришил турецкое. У себя в селе он хвастался покупкой, причем особый восторг вызывала у него шелковая подкладка пиджака. Турецкие деревни погружены в нищету, и новая одежда — пусть даже рабочая куртка из самого худшего материала — это целое событие для крестьянина. Понять Ису я мог, но поведение его нельзя было считать безупречным.
Далее, Иса потратил все полученные деньги на овец, в то время как Нияз пожертвовал часть мечети и заказал мулле молитвы за преуспеяние в делах. Мелкая деталь, но не в пользу Исы.
В Грузии Иса навестил Арсена Давиташвили, с которым связан былыми приключениями с контрабандой. Доставив мне письмо от Давиташвили, он сообщил мне любопытные факты о чабане. Оказывается, Давиташвили владеет собственным домом, в Сакуртало, является кавалером ордена, осыпан почестями за свою работу. Портреты чабана печатаются в газетах! Сейчас я снова перечитал письмо Давиташвили и задумался. Очень уж быстро удалось Исе перетянуть к нам человека, несомненно состоятельного и наслаждающегося славой!
Двое других завербованных — семидесятилетний бобыль Киклидзе и упаковщик консервного завода Шахназаров — не вызывали у меня сомнений. Но популярный чабан!..
О, если бы я мог проникнуть в душу Исы! Замкнутый, мечтательный, он иногда обрывал свою речь на полуслове и принимался с отсутствующим видом следить за бабочкой, залетевшей в комнату. При этом он медленно, сосредоточенно жевал губами — привычка, появившаяся с тех пор, как фашисты выбили ему зубы в концлагере.
Конечно, ближе всех к Исе и Ниязу стоял Азиз-бей. Но просить у него совета — приятного мало! До чего несносен этот черномазый! Его непомерное честолюбие, его животная жадность нередко приводили к стычкам со мной. Я, видите ли, оттираю его! Послушать его, так только ему следовало объявить благодарность и дать наградные за установку аппаратов подслушивания! А ведь он не смыслит в них ни уха, ни рыла! После ухода Исы и Нияза он опять обиделся на меня, так как благодарность опять досталась мне. На что бы он годился без меня! Надутый сынок табачного плантатора, лентяй, невежда… Мало ему того, что я, представитель цивилизованного мира, числюсь у него советником и даже принял мусульманство и именуюсь Мохамед-беем!
Да чем турки лучше негров вообще! Но я отвлекся. Что делать, не могу говорить спокойно об этой нации!
Все же я спросил Азиз-бея, что он думает об Исе. Турок вылупил на меня свои глазищи, почесал за ухом. Ей-богу, можно выкурить сигарету, пока он соберется ответить. Наконец он изрек, что его отец тому и другому поручил бы лишь вывозить мусор.
«Если мужику дать полу бешмета, он отхватит весь бешмет», — это изречение, слышанное мною сто раз, Азиз-бей повторил с видом Колумба, открывшего Америку.
Вот и толкуй с турком! Мои опасения после беседы с ним усилились. Ведь рисковать в предстоящей операции я не мог.
Если Иса недостоин доверия, то разумно ли слепо доверять Ниязу? Его собрату по опасной миссии! Я пришел к выводу, что необходимо дополнить этот союз двух наемников. Послать третьего!
Единственный возможный третий — Рифат Эрдоган, курд. Если верить Азиз-бею, скорее два ястреба уживутся в одном гнезде, чем турок с курдом. Что до меня, то я не считал себя обязанным принимать во внимание национальные свары — Нияз и Иса обязаны взять в товарищи того, кого я назначу.
Я заявил Азиз-бею, что я отдал бы и Нияза и Ису, если бы мне дали за них еще одного Рифата. Турок состроил кислую мину, и я мысленно упрекнул себя в несдержанности. Азиз-бей болтлив, как старая баба, и, конечно, не удержит при себе сказанное мной.
Рифат получил воспитание в американском Альберт-колледже в Стамбуле. Это почтенное учебное заведение, расположенное над Босфором, у стен древней крепости Румели-Гисар, не только дает разнообразные познания учащимся, но и приучает детей Востока к нашему, западному, мышлению. В составе посольств восточных стран, находящихся у нас, видные места занимают выпускники колледжа. На студенческой скамье эти люди усваивают наш язык, наши традиции, наш образ жизни, мечтают о поездке за океан. Рифат для меня почти свой. Бескорыстно, ради защиты цивилизованного мира от коммунизма Рифат согласился пройти специальную подготовку. Он снаряжал и запускал воздушные шары с листовками и участвовал в других операциях. Постоянное место его службы на соседнем участке, у священной для армян горы Арарат, против Советского Еревана, но я не сомневался, что направить Рифата на время ко мне не представит особых затруднений.
