Тропа длиною в жизнь - [18]
– Ата! Могу ли я спросить?.. Твой Род… откуда он? И почему…
Замолчал в тоске и страхе, когда увидел: ее чудные, лучистые глаза слезами наполнились. В первый раз за все это время… Как он мог, гнилой чурбан, как не догадался?
– Ата, прости! Прости, я не хотел…
Она промокнула слезы куском беличьего меха (ему же, дураку, осеннюю рубаху отделывала), через силу улыбнулась и тихонько пожала его руку:
– Ничего! Все хорошо. Я расскажу тебе, все расскажу. Только не сейчас, потом…
И тогда Нагу сделал то, о чем давно мечтал, но никак не мог решиться: поднес эту милую, нежную руку к своему лицу и провел тыльной стороной ладони по горячей щеке. А потом прошептал прямо в тонкие, чуть дрожащие пальчики:
– Прости меня. Не будем об этом, не надо.
Армер, что-то бормоча (заклинания, должно быть), трудился над амулетом и по-прежнему ничего не замечал.
Не замечал? Ой ли? На следующее утро колдун сказал Ате:
– Ты предупреди Йорра, чтобы Нагу не терял. Со мной пойдет сегодня, травы собирать поможет. Скажи: к полудню вернемся.
(Вот тебе и раз. С каких это пор колдунам в травном сборе помощь нужна? Да еще от чужого мальчишки?)
Они почти ничего и не собрали; Армер больше показывал да объяснял, какой корень да какие листья от чего помогают да как их брать нужно, чтобы в полной силе были. Нагу вначале почти не слушал: зачем? Он – хвала предкам, духам-покровителям хвала – не колдун, сам Армер это сказал. Так зачем же голову себе забивать всякой всячиной? Но колдун детей Волка думал иначе:
– Ты слушай. И запоминай. Я тебе никаких тайн не открываю; говорю лишь то, что охотнику ой как может пригодиться.
Что ж, гость не смеет обижать того, кто согласился разделить с ним свой кров. Нагу постарался загладить свою вину, сосредоточив все свое внимание на объяснениях Армера. И надо же – сам не заметил, как увлекся, расспрашивать стал. Урок был долог, и труден, и нов, но ученик чувствовал: если не все, то многое он запомнит на всю жизнь. Как не запомнить? Действительно, для охотника все это очень важно. Он и раньше знал кое-что о травах, останавливающих кровь, затягивающих раны, – да только не так все просто!
– Вот это, – показывал Армер на тонкий стебель с округлыми листочками, – только растущим и пригодно, да и то не всегда; две луны до Первого Равновесия, когда Черные и Лазурные Поля уравняются, две после – самая сила. Хранить бесполезно, сушить бесполезно, – только свежий сок. А вот это, – он осторожно приподнимал пальцем широкий листок, растущий из самой земли, – всегда держи с собой про запас. Случится что – в горячую воду опусти, погрей, после рану этой водой промой да распаренные листья приложи. Только сушить и хранить его тоже нужно умело…
Время прошло незаметно. Стало припекать. Армер посмотрел на небо, на укоротившиеся тени:
– Ну, хватит на сегодня. Посидим немного здесь, в теньке, – да и домой… Устал? Надоело небось?
– Нет. – Нагу улыбнулся. – Спасибо тебе… учитель.
Они устроились в веселой тени тонких белоствольных деревьев. Нагу откинулся на спину, привалился к стволу. Трепетали склоненные ветви, играли тени. На лицо опустился маленький желтый листик. Немного клонило в сон; веки сами собой смежались… Но тут Армер вдруг сказал такое, от чего всякий сон как рукой сняло:
– Не расспрашивай больше Ату, не надо! Ей бы забыть – чем скорее, тем лучше. Я сам все расскажу, хорошо?
Нагу резко выпрямился. Колотилось сердце, пылали щеки. Он невольно зажмурился, не от солнца – от стыда.
Это случилось в начале прошлой осени. Несколько охотников – сыновей Волка и сыновей Рыжей Лисицы – отправились разведать пастбища северных оленей, подготовить совместный загон. Только вместо оленей в этот раз чужаков встретили: мужчину и девочку. Грязные, оборванные, они не шли – тащились, едва переставляя ноги, друг друга поддерживая. Они словно разум потеряли: охотники давно уже преградили им путь, а мужчина и девочка словно не видят никого. До направленных копий дошли, девочка руки разжала, – спутник сразу рухнул, где стоял, а девочка еще проговорила: Помогите! Мы – Серые Совы! Отец…» – и тоже наземь опустилась, сознание потеряла. Посмотрели – а они оба горят.
Охотники посовещались. Поняли:не жильцы это; сами не опасны, да Огненная Девка страшна. Сыновья Рыжей Лисицы в один голос говорили: оттащим их в сторону, еду оставит, огниво, трут – и как знают. Но сыновья Волка решили иначе: девочка хоть и всего несколько слов сказала, да почти по-нашему. Без труда поняли. И еще одно вспомнили: в некоторых песнопениях назывались имена Изначальных Родов, тех, что жили в мире и согласии до прихода Великой Тьмы. Их имена – дети Мамонта и дети Серой Совы. Потому-то в тот день оленей в покое оставили, а нежданных пришельцев принесли на шкурах в стойбище детей Волка.
Армер удивился. Он-то, колдун, знал об Изначальном Роде детей Серой Совы больше, чем другие. Знал, что они навсегда ушли на восток, поближе к Огненному Мужу Небесной Охотницы, дабы мог Он, могучий, защитить их, если злобный дух снова вырвется из Предначальной Бездны… Так, быть может, это Его, Огненного Мужа, посланцы?
