— Вы хозяин своей судьбы, — наконец вымолвил летописец.
Адэр потёр грудь. Жжёт там что-то…
— Я даже себе не хозяин.
Глаза Кебади — светло-серые, почти бесцветные — влажно заблестели. Адэр скривился. Вот только не надо сантиментов! Верный способ взять чувства под контроль — подумать о чём-то отвлечённом. Адэр посмотрел на Парня, мирно посапывающего возле проёма, закрытого куском брезента. Весной необходимо подобрать ему самку. Но где её найти — большую, крепкую, — чтобы смогла выносить щенков зверя?
— В пророчестве не говорилось о природных катаклизмах. Почему Странник не предупредил народ о землетрясениях, потопе и засухе?
— Вы в него не верите, — произнёс Кебади.
Адэр положил тетрадь на стол, а летописец не заметил, хотя пять минут назад казалось, что старик ждёт не дождётся, когда сможет спрятать память о деде в дальний ящик и больше никому не показывать.
— Сказкам верят простолюдины, — сказал Адэр. — Они верят всему, а другие этим пользуются. Необразованный, невежественный народ легко околпачить. А ещё легче запугать. Любая власть держится на страхе. Как думаешь, Кебади, на чём держится власть моего отца?
— На любви народа.
Адэр хохотнул:
— Не будь таким наивным. Власть моего отца держится на страхе. Народ привык к спокойствию и благоденствию и боится перемен, которые принесёт с собой следующий правитель.
— То есть вы.
— То есть я. Моя ссылка в Порубежье усилила власть Могана. И если, к примеру, завтра я захвачу престол Тезара, а отца отправлю в изгнание — народ уйдёт за ним, Тезар опустеет. Я буду править подхалимами, лгунами, стяжателями и землями, заросшими сорной травой. — Адэр вскочил, поражённый внезапной мыслью. — Кебади! Сколько лет ты провёл в замке?
— В этом году исполнится семьдесят восемь, мой правитель.
— Собирайся, идём на прогулку.
Через полчаса Адэр в сопровождении летописца и охранителей шагал по чердаку вслед за Муном. Позади процессии семенил Гюст. Большое помещение было загромождено старой мебелью, накрытой посеревшими от времени чехлами. Однако ни пыли, ни паутины Адэр не заметил. Мун исправно следил за чистотой и порядком.
Без приказа правителя смотритель замка не мог рассчитать многочисленную прислугу, набранную незадолго до переезда Адэра в Лайдару. Позволить ей бездельничать старик тоже не мог. Сменив униформу служанок на халаты уборщиц, смазливые девицы отрабатывали каждый грассель, получаемый из государственной казны.
— Почему не избавились от рухляди? — спросил Адэр, пробираясь между креслами.
— Это не рухлядь, мой правитель, — ответил Мун и указал вправо. — Там стоит рояль, на нём играла матушка Зервана. Говорят, звучал он бесподобно. А там… — Старик указал влево. — Комод из розового кедра. Комоду двести лет, а он до сих пор пахнет. За ним кровать, на которой спал отец Зервана. А в том углу мебель из детской комнаты. А там…
— Выставить на торги, — перебил Адэр. — Может, найдутся ценители старья.
— Будет исполнено, мой правитель, — откликнулся Гюст.
Приблизившись к крутой деревянной лестнице, ведущей на крышу, Адэр подождал пока охранитель — крупный парень сельской наружности — попрыгает на ступенях, проверяя их на прочность. Ступени скрипели и гнулись. Мун и Кебади переглядывались, надеясь, что им не придётся карабкаться наверх.
Охранитель скрылся за дверцей. Вернулся через пару минут:
— Можно идти, мой правитель.
Адэр усадил Парня рядом с Гюстом, приказал охранителям помочь старикам и устремился к распахнутой дверце, из которой тянуло морозной свежестью.
Крыша имела сложную конструкцию: множество скатов, примыкающих друг к другу и образующих коньки и рёбра. Кое-где в скупых лучах осеннего солнца блестели флюгеры. Ввысь тянулись каминные трубы. На выступе перед входом на чердак была обустроена площадка, огороженная перилами из прутьев.
Ступив на площадку, Адэр подождал, пока успокоится сердце, и подошёл к перилам, старясь смотреть не вниз, а вдаль. Здесь небо казалось ближе, солнце холоднее, ветер злее. В воздухе кружили листья, дым из труб уносился к горизонту. Справа виднелся краешек голого сада — бóльшая часть пряталась за крылом замка. Всё остальное пространство занимала пустошь: камни, островки пожухлой травы, кустарники.
К Адэру присоединились Мун и Кебади.
— Здесь всегда было так? — спросил Адэр.
Старики заговорили, перебивая друг друга и указывая в разные стороны. Там был луг, а там селение, в котором Мун, будучи мальчишкой, торговал рыбой. Чуть дальше росла берёзовая роща, в ней Кебади встретил свою любовь. В лютую зиму рощу срубили, пни выкорчевали. За ней когда-то был пруд, он превратился в болото и высох. А там находился конный завод. Коннозаводчика с семьёй убили беглые искупленцы, лошадей забрали, селяне закончили дело: растащили всё до кирпичика. Лиходеи позарились даже на кладбище, где Кебади похоронил жену и детей. Могильные плиты украли, затоптали могилки. Теперь там ковыль-трава расстилается.
Адэр слушал стариков, испытывая радость. Земля не мёртвая — живая, высосанная сорняками и высушенная ветром. Грунтовые воды близко. На нужды замка хватает одной водозаборной скважины. А если таких скважин соорудить сотню?