Трон императора: История Четвертого крестового похода - [32]

— Ради всего святого, господин, ради твоей любви к Богу, поставь вопрос ребром! — настаивал я. (Оглядываясь назад, скажу, что, наверное, именно в этот момент я и угодил в ловушку Грегоровой морали. Каждый раз, переходя какой-то Рубикон, я делал последний решительный шаг, в основном просто ради развлечения, чтобы потешить себя.) — Выясни, действительно ли мы отклоняемся от курса в сторону Задара, и если так, то что ты можешь сделать, чтобы не допустить этого. Есть ли цель более высокая, чем достойное выполнение миссии папской армии?

Грегор немного подумал, кусая нижнюю губу. Только сейчас я начал разбираться в характере этого молодого человека: он принадлежал к редкой категории послушных сынов и при этом понятия не имел, как вести за собой. Золотистый свет, переполнявший его существо, когда он делал то, что от него ожидали, превращался в тепловатый серый туман нерешительности, когда ему приходилось чеканить собственные монеты. Такова была ирония судьбы, при том что он невольно оказывал огромное влияние на остальных рыцарей. Я сам был свидетелем того, как на борту «Венеры» другие воины старались подражать Грегору во всем — ив манере говорить, и в манере одеваться, и в прическе. А он этого не замечал. Он делал только то, что считал своим долгом, и предполагал, что остальные рыцари поступают точно так же. На самом деле он совершенно не привык принимать собственные решения по какому-либо вопросу. Поэтому теперь, когда его взгляд сказал, что он наконец-то готов сделать самостоятельный шаг, меня обуяла родительская гордость.

— Ладно, — сказал он. — Я поговорю с ним не откладывая.

Грегор повернулся и направился к носу корабля.

— А тебе не все равно, если армия отклонится от своей божественной цели? — спросила меня Лилиана.

Я скорчил рожу.

— У этой армии нет никакой божественной цели. Я просто хочу как можно быстрее добраться до Александрии и доставить на родину ее высочество.

— За что она тебя благодарит, — бесстрастно сказала Джамиля, хотя ее глаза чуть ли не с тревогой смотрели вслед Грегору.

— Признаю, — добавил я, не удержавшись, — что питаю врожденное неприятие тех, кто пытается завоевать себе подобных. Если это не твое, не трогай, отдай обратно или отдай взамен нечто равноценное, и тогда мы все прекрасно поладим друг с другом. Спасибо за внимание.

— Но то, что ты считаешь своим, является твоим только потому, что ты или твой народ забрал это у кого-то другого, — самодовольно возразил Отто.

Я хмыкнул с превосходством.

— Неправда. Мой народ населял нашу землю от начала мира.

— Сомневаюсь, — сказал Отто. — Кто-то там был все-таки первым.

— Да, мы были первыми! — громко огрызнулся я.

Парочки вокруг нас побросали свои дела и оглянулись.

— Сомневаюсь, — засмеялся Отто.

— Естественно, тебя ведь воспитали с этой верой, — сказала Джамиля.

Я подумал, что она хотела успокоить меня, но в ее устах это прозвучало как-то снисходительно. В голове у меня пронеслось несколько резких ответов, но я прикусил язык. Решил подождать, пока не найду доказательств своих слов, и тогда точно так же снисходительно ей отвечу, и настанет ее черед смущаться в присутствии других.

— Ладно, даже если мы не были первыми, — сказал я, — прошлое переделать невозможно. Мой народ веками жил с чувством мести, и это нам ничего не дало. Месть как способ жизни слишком переоценена.

— Лицемер! — во всеуслышание заявил Отто, по-прежнему забавляясь нашим разговором. — Ты пришел в Венецию с тем, чтобы бросить свою жизнь на алтарь мести.

— Как способ жизни месть абсурдна. Как способ смерти она эффективна и соблазнительна, — парировал я. — Если бы во мне осталась хотя бы одна частичка, стремившаяся к жизни, я бы выбрал другой курс.

— О чем это ты? — изумленно спросила принцесса.

— Он неудавшийся самоубийца, разве ваше высочество не знали? — рассмеялся Отто. — Грегор взял его под свою опеку, чтобы помешать этому. Болван так и не сумел ничего с собой сделать, но как одержимый не оставлял попыток самоуничтожиться, пока не украл вас у Барциццы.

Он собрался продолжать, но Лилиана увидела смятение на лице Джамили и подала ему сигнал заткнуться.

Джамиля принялась в упор меня разглядывать. Я попытался отвести взгляд, но не смог. Попытался сострить, но и это не удалось.

Вокруг нас все шумело и бурлило, а среди нас четверых внезапно воцарилась мертвая тишина.

Я уставился на грязную палубу и весь напрягся в ожидании, что принцесса сейчас что-нибудь скажет своим высокомерным тоном, и тогда мне придется резко ответить, чтобы скрыть смущение. Она ничего не сказала. Неловкость тянулась целую вечность.

— Что ж, поеду-ка обратно на свой корабль, — в конце концов произнес Отто, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

Он поцеловал Лилиану, отвесил короткий поклон ее высочеству и подал сигнал на баркас, пришвартованный к кораблю.

Оставшиеся трое продолжали неловко молчать.

— Пошли, — бросил я. — Неплохо бы сейчас выпить.

Я показал на люк, и женщины молча последовали за мной. Лилиана погладила меня по локтю, стараясь успокоить, но я вырвал руку с такой силой, что нечаянно задел плечо Джамили. Это прикосновение так потрясло меня, что я резко отскочил назад. Там как раз проходила пьяная пара, которая качнулась прямо на меня. Потеряв равновесие, я упал на Джамилю.