Троица - [10]

С толикой своеобразного юмора можно сказать, что странствующие монахи-францисканцы также шли сюда, привлеченные позвякиванием монет. Этих грубоватого вида попутчиков Дерри, пожалуй, мог бы назвать довольно расчетливыми нищими. Безусловно, брат Питер красноречиво бичевал перед толпами порочность и своекорыстную натуру человека, но остальные монахи, наряду с кружками для подаяний, все как один держали под полой еще и ножи. Один из братии, дюжий фриар по имени Годуин, выделялся тем, что носил за спиной большущее точильное колесо. Молчун Годуин таскал его, примотав к своим широченным плечам вервью, и сгибался при этом так, что едва мог приподнимать голову и видеть, куда идет. Остальные почтительно говорили, что он влачит на себе вес покаяния за какой-то прошлый грех (какой именно, Дерри спросить не осмеливался).

В промежутках между службами в аббатстве стайка монахов имела обыкновение останавливаться для молитвы, принимая от людей предложения испить водицы или отведать домашнего пива. Затем монахи устанавливали в рабочее положение точильное колесо и занимались точением ножей и всего, чего поднесут, попутно раздавая поклоны и благословения всем, кто подавал монетку, вне зависимости от ее величины и достоинства. Дерри чувствовал себя неловко: под рясой в области паха у него был припрятан туго набитый кожаный кошель. Серебра в нем было достаточно, чтобы вся эта братия многократно объелась, обпилась и лопнула – но если его вынуть, брат Питер, не ровен час, вдруг возьмет и швырнет в сердцах эти деньги какому-нибудь случайному олуху, обрекая своих братьев-монахов на голод. Так что лучше не рисковать. Дерри, надув щеки, устало выдохнул, отирая с глаз дождевые струи. От их едкой настойчивости и постоянства приходилось то и дело моргать, иначе вода застила глаза.

К монахам он примкнул четыре ночи назад (тогда это показалось здравой мыслью). Смиренная нищенская стезя обернулась для братьев несомненной прибылью: все четырнадцать были теперь при оружии. Ведь ночевали они где придется, в том числе и у дороги, где воры и разбойники могут покуситься даже на тех, с кого взять нечего по определению. Дерри тогда лежал, зарывшись в солому на конюшне дешевой таверны; там же устроилась на ночлег и монашеская братия. Тогда-то Дерри и услышал проповеди брата Питера, который ведал насчет Виндзора, куда братья держали путь, чтобы молиться за скорое исцеление короля. Никто из них не удивился и не возразил, когда к ним захотел примкнуть еще один горемычный путник: вместе и идти веселей, и молитва действенней, что особо ценно, когда душа короля находится в опасности, а страну всю как есть наводнили лихие люди.

Дерри вздохнул, резкими движениями растирая лицо. Вслед за звонким «апчхи!» он было по привычке чертыхнулся, но вовремя прикусил язык. Буквально нынешним утром брат Питер отдубасил посохом мельника, имевшего неосторожность выкрикнуть посреди улицы богохульство. К вящему удовольствию Дерри, смиренный и набожный предводитель братии так отыгрался на сквернослове, что ему было впору снять рясу и попробовать себя в кулачных поединках на подмостках Лондона. Мельник был оставлен на дороге с изрядно помятыми боками, опрокинутой телегой и вспоротыми мешками с мукой. Припоминая ту сцену, Дерри улыбнулся и украдкой поглядел на бредущего впереди брата Питера, который через каждые тринадцать шагов методично позванивал в колокольчик – его звонкое теньканье чуть приглушенным эхом скатывалось с вершины холма.

Замок, отвердевший со временем до вечной несокрушимости, угрюмо темнел под дождем. Массивные стены и круглые башни не знали брешей и проломов во все века с той поры, как были заложены первые камни. Твердыня короля Генриха приземисто громоздилась над Виндзором – почти что еще один город внутри первого, вмещающий в себя сотни обитателей. Стоя ноющими от усталости ступнями на булыжной кладке, Дерри пристально смотрел наверх.

С монахами близился черед расставаться; Дерри пока мешкал, не зная, как сподручнее подступиться к этому деликатному вопросу. Брат Питер от просьбы нового попутчика выстричь ему такую же, как у них, тонзуру слегка опешил. Пусть для них она и означала разрыв с мирской суетой, но для их добровольного попутчика все же не было никакой необходимости перенимать их внешний антураж. Но Дерри бросил на уговоры все свои силы, и старший из монахов соизволил наконец признать, что со своей головой их новый попутчик волен поступить как ему вздумается.

Взявшийся за бритву молодой фриар не сразу, но все-таки сумел выскоблить в густых волосах нового знакомца основательную проплешину, успев при этом дважды порезать макушку. Всю эту экзекуцию Дерри снес почти не покривившись, за что в итоге удостоился от брата Питера радушного шлепка по спине.

Под заунывными струями дождя Дерри уныло размышлял, стоило ли оно того. Исхудавший, обношенный, в старом чужом подряснике, макушку он мог бы и не стричь, но уж больно высоки были ставки, а люди, что за ним охотятся, уже неоднократно доказывали свою решимость и безжалостность. Дерри со вздохом в очередной раз мысленно повторил, что такова цена, которая себя так или иначе оправдывает, хотя настроение, надо сказать, было таким прескверным, какого он отродясь не помнил.