Трофеи Пойнтона - [26]

— Разумеется, я не стану упоминать Мону, — сказала Фледа, — в этом нет ни малейшей надобности. Вам самому нанесен ощутимый урон, и ваши требования вполне этим оправданы.

— Вы даже не представляете, как важно для меня, что вы на моей стороне! — воскликнул Оуэн.

— До этой минуты, — сказала Фледа после небольшой паузы, — ваша матушка нисколько не сомневалась, что я на ее стороне.

— Тогда ей, конечно, не понравится, что вы переметнулись.

— Да уж не понравится, можете быть уверены.

— Хотите сказать, вам теперь придется постоянно быть с ней на ножах?

— Я не очень понимаю, что вы подразумеваете под «быть на ножах». Нам, естественно, многое придется обсудить — если она вообще согласится все это обсуждать. Вот почему вам совершенно необходимо дать ей дня два или три, не меньше.

— Вы, как я вижу, допускаете, что она может и отказаться обсуждать все это, — сказал Оуэн.

— Я просто стараюсь приготовиться к худшему. Не забывайте, что отступать с завоеванных позиций, публично отказаться от того, на что она публично заявила права, будет жесточайшим ударом по ее гордости.

Оуэн задумался над ее словами; лицо его словно расплылось, хотя он не улыбался.

— Она ведь невероятно гордая, а? — Видимо, раньше эта мысль ему в голову не приходила.

— Вам лучше знать, — сказала Фледа, великодушно уступая ему первенство.

— Да я вполовину не знаю того, что знаете вы! Был бы я такой же умный, мне еще можно было бы надеяться с ней совладать. — Оуэн замялся, но потом все-таки сказал: — Честно говоря, я не совсем понимаю, что можете даже вы сделать.

— Я и сама не понимаю пока что. Буду думать — буду молиться! — с улыбкой произнесла Фледа. — Могу только обещать вам, что я попытаюсь. Я хочу попытаться — хочу вам помочь. — Он стоял и смотрел на нее так долго, что она добавила с нарочитой отчетливостью: — Поэтому оставьте меня, прошу вас, наедине с нею. Отправляйтесь назад, немедленно.

— Назад в гостиницу?

— Да нет же, назад к себе, в город. Завтра я вам напишу.

Он как во сне повернулся взять шляпу.

— Есть, конечно, слабый шанс, что она испугается.

— Испугается, если я вас правильно поняла, что вы станете преследовать ее в судебном порядке.

— У меня исключительно выигрышное дело — я могу призвать ее к ответу по закону. Бригстоки говорят, это элементарное воровство.

— Могу себе представить, что говорят Бригстоки! — позволила себе заметить Фледа без всякой почтительности.

— Не их ума это дело, правда? — неожиданно подхватил Оуэн.

Фледа уже и прежде отмечала, что для неисправимого тугодума у него необычайно развита способность мгновенно подхватывать новую мысль. Она не скрыла, что ее это позабавило.

— У них гораздо больше оснований считать, что это тем более не моего ума дело.

— Ну не знаю, вы ведь ее не называете по-всякому.

Фледа не стала спрашивать, поступает ли подобным образом Мона; после такой догадки нужно было обладать Флединым благородством, чтобы почти тут же воскликнуть:

— Вы еще не знаете, как я ее назову, если она будет упорствовать!

Оуэн бросил на нее взгляд исподлобья; потом сдул пылинку со шляпы.

— Но что, если вы и вправду с ней поцапаетесь?

Он так долго молчал, что Фледа сказала:

— Я не вполне понимаю ваше «поцапаетесь».

— Ну а вдруг она сама вас как-то обидно назовет?

— Не думаю.

— Я хочу сказать, если она рассердится на вас за то, что вы меня поддерживаете, — как вы поступите? Ей ведь это не может понравиться, сами понимаете.

— Ей это может не нравиться сколько угодно, однако нельзя знать заранее, как все повернется. Там будет видно, как поступить. Обо мне не беспокойтесь.

Она говорила решительно, и все же Оуэна это не убедило.

— Вы не уедете, надеюсь?

— Уеду?

— Если она на вас разозлится.

Фледа прошла к двери и отворила ее.

— Я не готова дать ответ. Вам нужно набраться терпения, а там поглядим.

— Да, нужно, конечно, — сказал Оуэн, — конечно, да, да. — Но открытая настежь дверь подвигла его лишь на то, чтобы сказать ей: — Вам угодно, чтобы я ушел, и я ухожу, через минуту. Только прошу вас, прежде ответьте мне на один вопрос. Если вы все-таки оставите мою матушку, куда вы направитесь?

Фледа снова улыбнулась:

— Не имею ни малейшего понятия.

— Полагаю, вернетесь в Лондон?

— Ни малейшего понятия, — повторила Фледа.

— У вас ведь нет какого-то… э-э… постоянного адреса, ведь нет? — не отставал от нее молодой человек. Как видно, едва закрыв рот, он спохватился; она поняла, что он поймал себя на том, что, сам того не желая, слишком неприкрыто привлек внимание к тому обстоятельству, что у нее, если говорить напрямик, попросту нет своего дома. Он только хотел дать понять, из лучших побуждений, что сознает, на какую жертву она себя обрекает, в случае если рассорится с его матерью; но способа затронуть такой предмет деликатно вовсе не существует. В таких случаях напрямик лучше не говорить.

Фледа, и без того уже на пределе, не желала касаться больной темы и никак не ответила ему.

— Я не оставлю вашу матушку, — сказала она. — Я сумею на нее воздействовать, сумею ее убедить, окончательно и бесповоротно.

— Сумеете, не сомневаюсь, если посмотрите на нее таким вот взглядом!

Она была на таком пределе, что ее бледное милое личико, казалось, излучало сияние — сияние, которым, несмотря на его отзывчивость, она поначалу просто сама озаряла Оуэна и которое теперь ясно отражалось и на его лице.