Трое за границей - [4]

Мне представлялось, что, как только люди покончат с обедом, мы снимемся с якоря, и я, дымя сигарой, с Этельбертой, стоящей рядом, облокочусь на планшир и буду смотреть на белые скалы отчизны, медленно исчезающие за горизонтом. Мы с Этельбертой осуществили свою часть программы и стали ожидать на палубе, предоставленной в наше распоряжение полностью.

— Они вроде как не торопятся, — заметила Этельберта.

— Если за четырнадцать дней, — сообщил я, — они собираются съесть хотя бы половину запасов на этой яхте, у них уйдет масса времени на каждый обед. Лучше не торопить, а то они не осилят и четверти.

— Они, наверно, отправились спать, — заметила Этельберта позже. — Скоро и чай пить пора.

Тишина стояла полная. Я прошел на ют и позвал капитана Гойлза. Звать пришлось три раза, после чего он неторопливо поднялся. С тех пор как мы виделись в последний раз, он как-то постарел и обрюзг. Во рту у него находилась потухшая сигара.

— Когда будете готовы, капитан Гойлз, — сообщил я, — мы выходим.

Капитан Гойлз вытащил изо рта сигару.

— С вашего позволения, сэр, — отвечал он, — сегодня ничего не получится.

— Почему? Чем вас не устраивает сегодня? — удивился я. (Я знаю, матросы люди суеверные; должно быть, понедельник считается у них днем невезучим.)

— Да нет, день сегодня как день, — отвечал капитан Гойлз. — Я про ветер. Похоже, он не собирается меняться.

— А нам что, нужно, чтобы он поменялся? Он ведь дует вроде как раз куда надо, в самую спину?

— Вот-вот, сэр, — сказал капитан Гойлз. — «Куда надо» — это вы правильно, сэр... Все мы там будем, спаси господи... Если выйдем по этому ветру. Понимаете, сэр, — стал объяснять он в ответ на мой удивленный взгляд, — это то, что у нас называется «береговой ветер». То есть он дует, можно сказать, прямо с берега.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что он прав. Ветер дул с берега.

— Может, к утру он и переменится, — обнадежил капитан Гойлз. — Все равно, ветер не сильный, да и яхта ходкая.

Капитан Гойлз вернулся к сигаре, я вернулся на бак и объяснил Этельберте причину задержки. Этельберта, которая была уже не так воодушевлена, как утром, когда мы ступили на борт, пожелала узнать, почему мы не можем отойти от берега, когда ветер с берега дует.

— Если бы он дул не с берега, — сказала Этельберта, — то дул бы с моря и, конечно, придул бы нас к берегу. А это, мне кажется, как раз такой ветер, который нам нужен?

Я сказал:

— Это отсутствие опыта, любимая. Тебе кажется, что это как раз такой ветер, который нам нужен. Но это не так. Это то, что у нас называется «береговой ветер», а ветер с берега всегда очень опасен.

Этельберта пожелала узнать, почему береговой ветер очень опасен.

Ее упрямство привело меня в некоторое раздражение. Возможно, я был несколько не в настроении — монотонная качка небольшой яхты, стоящей на якоре, пылкую натуру угнетает.

— Не могу тебе объяснить, — сказал я (что было правда), — но поставить парус по такому ветру было бы верхом безрассудства. А ты мне чересчур дорога, дорогая, чтобы я стал подвергать твою жизнь излишнему риску.

Заключение показалось мне весьма изящным, но Этельберта просто ответила, что в таком случае сожалеет о том, что мы поспешили подняться на борт не подождав до вторника, и ушла вниз.

Утром ветер переменился и задул с севера. Я, будучи на ногах спозаранку, указал на это капитану Гойлзу.

— Да-да, сэр, — высказался он, — просто жалость, сэр, но ничего не поделаешь.

— По-вашему, нам и сегодня не выйти? — рискнул я задать вопрос.

Он не разозлился на меня, он только рассмеялся.

— Что же, сэр, если бы вам нужно было идти на Ипсвич, то, конечно, лучше и не придумаешь. Но нам-то, как вы знаете, нужно идти на голландское побережье. Ничего не поделаешь, сэр.

Я сообщил новости Этельберте, и мы решили провести день на берегу. Харидж — город не бойкий; под вечер, можно сказать, тоскливый. В Даверкорте мы взяли по салату и по чашке чая, после чего вернулись на набережную, чтобы найти капитана Гойлза. Мы прождали его целый час. Когда он вернулся, ему было явно веселее, чем нам. (Если бы он лично не заверил меня, что не пьет ничего, кроме стакана грога перед сном, я подумал бы, что он пьян.)

На следующее утро ветер был южный, что привело капитана Гойлза в совершенное беспокойство. Было ясно — и передвигаться, и оставаться на прежнем месте равным образом небезопасно. Нам оставалось лишь уповать, что прежде чем ветер переменится, страшного не произойдет. К этому времени Этельберта прониклась к яхте нерасположением. Она сказала, что предпочла бы лучше провести недельку в передвижной пляжной раздевалке: ее, во всяком случае, не мотает.

Мы провели еще один день в Харидже, еще одну ночь и день следующий. Ветер по-прежнему оставался южным, и мы заночевали в «Голове короля». В пятницу ветер задул строго с востока. Я встретил капитана Гойлза на пристани и предложил, при таких обстоятельствах, выйти. Явным образом моя настойчивость привела его в раздражение.

— Если бы вы в этом больше понимали, — сказал он, — то сами бы знали, что этого делать нельзя. Ветер же дует прямо с моря!

Я сказал:

— Капитан Гойлз, скажите мне, что за предмет я нанял? Это яхта или дебаркадер?