Трое в подводной лодке, не считая собаки - [95]

«Прям как древние греки, — умилился сам себе Саня, — учитель прогуливается с учениками и они ведут глубокомысленные беседы. Как эти… перипатетики. Или пифагорейцы? Неважно».

Вообще настроение было самое наилучшее. Однако для егозливых ребят дела были и поважнее Старшие пытались сохранить некое подобие серьёзности, но их надолго не хватило. Вона как с горки катается молодняк, визг, крики и задорный смех, как тут устоять?

— Всё, можете идти. Сбор после обеда, возле Герасима.

У Сашки была ещё одна мысль — присмотреть место для дома, чтоб было где голову преклонить, когда приезжает в Александрову слободу. Он от торжища прошел к храму Рождества Христова, потолокся вокруг. Всё застроено, да и косогоры кругом. Точнее говоря, было застроено именно там, где и Саня был не прочь поселиться. Прикупить бы у Сытина участок со сгоревшей избой, но хотелось, чтоб всё было по уму. Дом с каменным фундаментом, просторным подворьем, баней и даже кузенкой, примерно так, как у Калашникова, или даже больше. И чтоб вода была рядом, и чтоб сухо в подополе было… Нужен, конечно же, какой-то компромисс, потому что вода внизу, а сухо — наверху.

С Царёвой горки полюбовался на расстилающуюся перед ним панораму. Белыми столбами поднимался дым печей, — «к вёдру, не иначе», — удовлетворённо подумал Сашка. Красивые виды, только не вполне понятно, что двигало Иваном Грозным, когда он строил свой дворец в низине, а не на высоком правом берегу. Одно хорошее половодье — и есть риск что всё уплывет вдаль. Но поскольку за двести лет ничего никуда не уплыло, то можно присмотреть место для домика возле монастыря.

Он спустился по какому-то закоулку, мимо собора Рождества Христова, к Конюшенной улице, потом перешёл по льду через Серую, к Стрелихе, а уж мимо неё, огородами, добрался до задов Кузнечной. Здесь всё застыло со времён Ивана Грозного, впало в спячку, ожидая хоть каких-нибудь перемен. Саня уже подумал о том, что зря вообще связался с Вакулой. В слободе, однако, помимо него было ещё около двадцати кузен.

Саня прошёл по Кузнечной к монастырю, свернул направо, к улице Коровьей. Поглядел на пустырь за монастырём, не удовлетворился. Что-то всё не так. А если всё не так, то по закону природы «не так» стало продолжаться и дальше. Не успел Саня пройти мимо стен монастыря обратно к речке, как нарвался на матушку Манефу, собственной персоной.

«Шайтан-кирдык тебя забодай, — беззлобно подумал Саня, — надо же так вляпаться». Однако изобразил искреннюю улыбку и неподдельную радость от встречи.

— Здравствуйте, матушка!

— Ох, Сашенька, здравствуй, а на ловца и зверь бежит.

Саня себя зверем отнюдь не считал, но продолжал улыбаться, в надежде, что всё обойдётся. Он вообще твёрдо считал, что если кому-то что-то надо из-под него, так пусть и приходят. Желательно, кланяются в ножки. А тут такая засада. Сам пришёл. Это ж надо ж!

— Что ж ты нас совсем забыл, совсем позабросил, — ласково причитала матушка Манефа, а Сашке слышались интонации Кабанихи из всем известного фильма про грозу.

— Да тут праздники, то да сё, завертелся. И жить негде, — пытался он оправдаться, — а всё ли у вас в порядке? Я слышал станы новоманерные ткут хорошо, что ж вам беспокоиться?

Матушка Манефа так пристально посмотрела на Саню, что ему стало немного не по себе. И вообще, захотелось немедля приобрести такой же стан и самому сесть ткать. «Пожалуй, у неё станы не забалуют, даром что деревянные».

— Но я не про то, — келариня каким-то странным образом развернула Сашку лицом ко входу в монастырь, — школу, говорят, собралися вы открывать? Хорошее дело.

Они уже шли по территории монастыря. Саня рассеянным взглядом осматривал знакомый пейзаж. Он до этого вообще всерьёз не воспринимал монастырь, как сосредоточие православного духа. Для него монахи вообще были как бесплатный антураж для экскурсии по Суздалю или Ростову. А сейчас огляделся, засёк совсем не монашеский взгляд от проходившей мимо послушницы. Мелькнул взгляд, а не успеешь рассмотреть — так идёт себе монашенка очи долу, мелко перебирает ногами. Интересно, какие же здесь страсти бурлят под внешним благочестием? В какие тёмные глубины может завести сублимация, одному богу известно. И что это? Зачем? Понятно было бы, если старушки какие шли в монастырь. А девки молодые? Зачем? А вон та ничё так на мордашку, что-то в ней есть такое, привлекающее взгляд. Послушница с вызовом посмотрела Сане в глаза. Тот не удержался, улыбнулся и подмигнул ей. Девушка вскинула подбородок и отвернулась. Он вздохнул, а матушка Манефа что-то ему втирает про невиданный урожай.

— И что, Александр Николаевич, не возьмёшься ли посмотреть крупорушку? А мы уж разочтёмся с тобой по-божески. И, глядишь, место тебе найдём под домик, недалеко отсюда. Да что там говорить, мы уж отблагодарим тебя, как сможем. Гляди-ка, вон в Кузнечной Ефим Лысков сын дом оставляет…

У женщин вообще не менее ста тысяч пятисот миллионов способов крутить мужиками, как им заблагорассудится. И главное, что мужики обычно понимают это значительно позже, когда ничего уже изменить нельзя.

— А что вообще эта… крупорушка делает? — оторвался Саня от своих мыслей.