Трое в подводной лодке, не считая собаки - [2]

Обижаться на самом деле Слава не собирался. С приятелем было легко и непринуждённо, вот уж, кто никогда не кичился ни своим папой, ни своими успехами. А похвастаться, конечно, Саше было чем. Но суть не в этом. Александр очень сильно уважал Ярослава за его практически бездонные знания по истории, у него всё всегда оказывалось учтено, записано и запомнено. Немного разгильдяю, Саше импонировала эта, чуть ли не тевтонская пунктуальность во всём. И, соответственно, раздражала медленная обстоятельность. Зато Ярослав тянулся к Саше, как к стихии порывистой, чуждой всяких рефлексий и самокопания. Саша легко ошибался, но так же легко признавал свои ошибки, и даже, по мере сил, готов был их исправлять. Всё, в общем, говорило о том, что противоположности притягиваются. Несколько особняком в этой компании стоял Костя, в силу своей природной скрытности и слабого выражения каких-либо эмоций вообще. Но скала. О такого можно опереться, не боясь, что улетишь в пропасть. Это как-то чувствуется, даже без слов. Так что два, в общем-то, слабохарактерных парня, постоянно потакающие своим желаниям, невольно тянулись к Константину. А Костя? Кто его знает. Как всегда, он молчит и лишь немного снисходительно улыбается.

Досье:

Берёзов Константин, характер нордический, стойкий. К врагам родины беспощаден, по темпераменту типичный флегматик, или кажется таковым. Производит впечатление унылого, во всём разочаровавшегося человека, однако глаза его внимательно ощупывают окрестности, не забывая заглянуть за вырез платья проходящим девушкам, благо рост позволяет это делать, не вставая на цыпочки.

К охоте абсолютно равнодушен, ибо за свою жизнь, как он любит повторять, настрелялся за семерых, и вообще, друзья знают о нём только от него самого. Но они-то, однажды убедившись, что Берёзов честен, смел, камня за пазухой не носит, и вообще, настоящий друг, не особенно-то и интересовались ни его прошлым, ни его настоящим. Главное, что по телефонному звонку он отвечал «да» или «нет», и в дальнейшем строго исполнял свои компанейские обязанности, не темня и не отлынивая. Водку всегда разливает поровну, бутылку лихо выбрасывает через левое плечо, иногда попадая кому-нибудь по телу. В выходы и заходы непременно тащит с собой необъятной величины рюкзак, а то и два. На удивлённые, по этому поводу, взгляды приятелей, неизменно отвечает: «Идёшь в лес на день — бери запаса на неделю», что говорит о нём, как о человеке битом жизнью, и оттого предусмотрительном.

Наконец, часам к восьми, доехали до Балашихи. Костя сосредоточенно вёл машину, стараясь не упустить из виду Сашу. Хотя, при таком потоке разогнаться было невозможно. Связь поддерживали через портативные рации CB, на всякий случай, вдруг потоком их разорвёт. Разрывало не только их.

— Хонда, хонда, приём! После бензоколонки направо, как слышите?

— Шкода, приём. Слышу нормально. Только не вижу ничего. Какой-то чудила на Туареге между нами втиснулся.

— Хонда, Шкода, приём. Это чудила на Туареге. Слышу вас нормально. И ещё примерно шесть машин тоже вас слышат. Счастливого пути!

Славе было скучно, и он решил развлечь Костю.

— Вот же гримасы истории. Вон там, — Слава махнул рукой вправо, — усадьба Горенки, там ещё Петя Второй резвился, вместе со своим другом Иваном. В общем, вотчина Долгоруких. Их же отсюда и попросили в Берёзово. Вот же, да? Они в Берёзово Меньшикова законопатили, а их самих туда. А третьим в то же Берёзово улетел Остерман, который поспособствовал, чтобы и Меншиковых, и Долгоруких туда спровадить. Жаль старика, честно говоря, негуманно с ним поступили. Он же совсем старый был.

— Ты про каких Долгоруких-то говоришь? — проявил свою эрудицию Костя.

— Про Алексея Григорича и Ивана Алексеевича.

— А! — лаконично ответил Костя.

Похоже, что гримасы истории его волновали мало. По крайней мере, истории тех времён. Вот, если бы про Цусиму поговорить, то тут Костя разливался соловьём. Они, приятели, и познакомились-то как раз на форуме, где безуспешно решали проблему типа «что было бы, если было бы…» или «что было бы, если бы не было бы…», к примеру, ППС был бы калибра 6,5 мм, а Владимир Ильич бы утоп в Женевском озере, торопясь поскорее достичь канадской границы. Им также было интересно, что было бы, если б Руднев вырвался из Чемульпо, золотым выстрелом утопив Чиоду, а Пётр Алексеевич, не выдержав издевательств со стороны своей сестры Софьи, ушёл бы в монастырь. Таких людей на форуме толклось изрядно, видать, желающих пошуршать в нашем прошлом предостаточно. Разумеется, исключительно на гибель супостату и потенциальному противнику, к вящей славе и процветанию России. Но вот, как-то сложилось, что сговорились они в субботний день попить пивка, так и продолжали дружить вот уже сколько лет. Это, видимо, какие-то слабоизученные наукой закономерности, которых простые обыватели любят называть случайностями.

Но Ярослав, уже погрузившийся в только ему известные глубины, не заметил такого прохладного отношения к животрепещущей теме, бормотал:

— Как сейчас помню, 1730 год, надо бы подъехать, посмотреть. Прикоснуться, так сказать, к истокам, вздохнуть воздухом. Ведь история, она такая живая, — казалось, Слава говорит не о холодной науке, а о любимой девушке, — и тут, входит Она, в пышном развевающемся платье, глаза её полны слёз. Розовые ленты из атласа струятся вдоль её волос… А Пётр не хотел ведь, замучили парнишку, подлые Алексеевичи… Тут на каждом шагу — история, Костя! Вот, к примеру, Ожерелки! Костя, Костя, мы куда едем?