Триумф Венеры. Знак семи звезд - [11]

Арестован некий бессрочноотпускной солдат, который подделывал жетоны простонародных общественных бань и получал по ним чужую одежду.

Касторовые шляпы, шубки на кенгуровом меху, средства против облысения, паровые котлы, минеральные воды и т. д. Реклама.

Погода неустойчивая, но Нева уже вскрылась. Северная весна. Последние полосы пестрят объявлениями о сдающихся внаем дачах и траурными каемками — сезон инфарктов.

О смерти князя фон Аренсберга нигде ни слова.

6

Иван Дмитриевич досматривал последнюю газету, когда раздался звонок у входной двери. Через минуту камердинер ввел в гостиную нового посетителя. Человек лет тридцати, в военной форме, он отрекомендовался соответственно:

— Преображенского полка поручик…

Фамилию Иван Дмитриевич не расслышал, но переспрашивать не стал, хотя к появлению гостя отнесся с понятным интересом. Казармы Преображенского полка располагались как раз на другой стороне улицы, и тамошние часовые или дежурный офицер могли сообщить об убийстве князя что-либо важное.

— А вы, значит, господин Путилин?

— Он самый.

— Начальник сыскной полиции?

— Пока что — да, — сказал Иван Дмитриевич. — Присаживайтесь.

Поручик сел, настороженно всматриваясь в собеседника своими светло-серыми, ясными и одновременно чуть стеклянными глазами, какие бывают у стрелков-асов, молодых честолюбцев и застарелых пьяниц, знававших лучшие дни.

— Вам известно, — спросил он наконец, — что наша армия вооружается винтовками нового образца?

— Увы, — покачал головой Иван Дмитриевич. — Я человек штатский, даже охоту не люблю. Предпочитаю рыбалку.

— Старые дульнозарядные ружья переделываются по системе австрийского барона Гогенбрюка, — объяснил поручик. — Чтобы заряжать с казенной части.

Для наглядности он пальцем похлопал пониже спины бронзовую Еву на чернильном приборе:

— Отсюда… Понимаете?

— Очень интересно, — сказал Иван Дмитриевич. — Вы пришли сюда за тем, чтобы это мне сообщить?

Поручик быстро заглянул в спальню, в кабинет и лишь потом, убедившись, что никто не подслушивает, начал рассказывать, как зимой его приставили к особой команде, проводившей испытания нового оружия. На испытаниях присутствовал сам Гогенбрюк и некто Кобенцель, тоже барон, какая-то мелкая шушера при австрийском посольстве. До обеда стреляли из гогенбрюковских винтовок, после принесли партию других, изготовленных по проектам русских оружейников, и — странное дело! — все они по меткости боя и по скорострельности дали результат гораздо худший, чем на прежних стрельбах. Никто ничего не мог понять. Изобретатели рвали на себе волосья и чуть не плакали, инспекторы сокрушенно разводили руками. В итоге принц Ольденбургский, который в тот день якобы случайно посетил испытания, рекомендовал поставить на вооружение пехоты именно винтовку Гогенбрюка. И лишь на обратном пути, когда возвращались в казарму, он, поручик, учуял, что от его солдат попахивает водкой.

— И ведь не сами напились! — рассказывал поручик. — За обедом, оказывается, их позвали к своей карете Гогенбрюк и Кобенцель и поднесли каждому чуть ли не по стакану. На радостях будто бы, что винтовка так хорошо показала себя в их руках. Оттого-то мои молодцы после обеда медленнее заряжали и хуже целились.

— Ай-яй, как нехорошо, — равнодушно сказал Иван Дмитриевич.

— Слушайте дальше. На другой день я представил рапорт в Военное министерство, но ходу ему почему-то не дали. Написал донесение Шувалову — тот же результат. Ладно Гогенбрюк, он лицо частное. Так ведь и Кобенцель, этот провокатор, не только не был наказан, а еще и получил повышение, стал секретарем посольства. Причем, исхлопотал ему это место покойный хозяин дома, где мы с нами, господин Путилин, сейчас находимся. Вас это не наводит на размышления?

— Пока нет.

— А если я вам скажу, что еще осенью фон Аренсберг ездил на охоту с принцем Ольденбургским, Кобенцелем и Гогенбрюком? И что все они были вооружены этими самыми винтовками? Весьма знаменательное совпадение.

— Винтовка-то хоть хорошая? — спросил Иван Дмитриевич.

— Неплохая.

— Так в чем же дело? Пускай.

— Но есть и получше. — Поручик начал нервничать. — Скажу без ложной скромности: я сам предложил превосходную модель. Трудился над ней три года и довел до совершенства. Ударник прямолинейного движения! Представляете? Пружина спиральная! Дайте лист бумаги, я нарисую.

— Не надо, — испугался Иван Дмитриевич.

По этому предмету он знал лишь то, о чем во время унылых семейных обедов по воскресеньям распространялся тесть, отставной майор. Ружье, точнее русское ружье, он считал особым стреляющим добавлением к штыку, который, как известно, молодец, чего про пулю не скажешь. В числе главнейших достоинств, какими должно обладать это второстепенное добавление, тесть полагал два: толщину шейки приклада и вес. Чем толще шейка, тем труднее перерубить ее саблей, когда пехотинец, защищаясь от кавалерийской атаки, поднимет ружье над собой. А тяжесть оружия развивает выносливость у нижних чинов. Если оружие будет чересчур легким, солдаты избалуются.

Поручик вскочил и начал ходить по гостиной.

— У моей модели прицел на полторы тысячи шагов! — почти кричал он. — У Гогенбрюка всего на тысячу двести. У меня гильза выбрасывается автоматически, да! У него выдвигается вручную. Сами австрийцы его систему отвергли, а мы приняли. Почему?