Тринадцатый легион - [27]

— Хотя дело не только в логистике, — говорю я им, глядя на Гаппо, а затем на Франкса, — вы все знаете, что с вами приключилось, вы все еще бросили бы вызов кардиналу или позволили своим бойцам бунтовать против офицеров?

— Не уверен, — отвечает Франкс, в задумчивости покусывая губу, — никогда на самом деле не думал об этом.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — взволнованно восклицает Гаппо, словно только что наткнулся на какую-то сокрытую правду о вселенной, — это средство сдерживания, ты об этом говорил?

— К этому моменту мы были в двенадцати горячих точках, — напоминаю я им, — со сколькими полками мы контактировали? На Ичаре-IV их был по меньше мере тринадцать; Всадники Пердиты с Окто Генезис, бойцы Хорека с Избавления, и около десятка других из разных мест. Они все видели или слышали о нашей грязной работенке, которую нам пришлось выполнять, об огромных потерях. Я точно вам скажу, если бы я видел, что за этим последует, мой нож точно бы остался висеть на поясе в тот раз.

— Все еще не объясняет, почему нас осталось несколько десятков, — возражает Франкс, его голос тих и скрипуч. Гаппо собирается ему ответить, но подняв руку, Франкс останавливает его. Он глотает сока, прежде чем продолжить.

— Горло аж горит… в любом случае, имело смысл набрать еще заключенных, пока мы путешествуем. Четыре сотни — гораздо большее средство устрашения, чем сорок, и гораздо более полезны как военная сила.

— Так что, может быть, вот куда направился Полковник, — предполагаю я с самодовольной улыбкой, — он полетел вперед в штрафную колонию, набрать несколько новобранцев. Когда мы прибудем, они будут ждать нас.

— Не знаю, что может быть хуже, — жалуется Гаппо, снова выглядя несчастным, — если бы меня заперли где-то в тюрьме до конца жизни или умереть на поле боя.

— Я хочу продолжать сражаться, — твердо заявляю я, — прав Полковник или нет, насчет моей бессмертной души, я хочу умереть, делая хоть что-то стоящее. Я вступил в Гвардию сражаться за Императора, и не собираюсь гнить в камере, уж будьте уверенны.

— Морда со шрамами, я с тобой, — смеется Франкс, — дайте мне пушку, пучеглазого ксеноса мишенью и я умру счастливым человеком.

* * *

ПРОШЛО еще двадцать циклов, после чего мы вывалились из варпа в системе Гипернол.

Напряжение и неуверенность почти рвут нас на части. Солдата, которого звали Дресс, пристрелила охрана, когда он атаковал уоррент-офицера Флота во время боевой тренировки без оружия. Еще один, Крилборн сломал руку во время драки с Дональсоном и все, включая меня, получили свежие синяки и порезы от вспышек буйного нрава. Я пытался расслабить бойцов: тренировал их так сильно, чтобы они были слишком изнуренные для склок, организовал изменение времени приема пищи, чтобы все ели со всеми остальными и отделения не были слишком изолированы друг и друга и все в таком роде. Ничего из этого особенно хорошо не работало, но опять же, если бы я ничего не делал, все могло быть гораздо хуже.

Честно говоря, я не уверен, почему это меня волнует. Хотя, когда я думаю об этом, я не совсем честен. На первый взгляд, я совершенно был бы счастлив, позволить им передушить друг друга во сне, даже Франкса и Гаппо, и не пролил бы и слезинки. Около четырех тысяч умерло в полку и вряд ли когда-либо вспомню о них, за исключением, пожалуй, как в своих варп-снах. Нет, я беспокоился вовсе не за каждого из них в отдельности. Меня беспокоило собственное выживание. Если в "Последнем шансе" все идет, как шло, что позволяло мне дышать и дальше, то им нужно оставаться настороже, нужно сделать их них боеспособное войско. Всегда будут драки и ругань, даже еще больше чем в обычной Гвардии, но в сражении они должны прикрывать друг друга.

В сражении всегда есть что-то такое, что объединяет бойцов как мы, независимо, общее ли это какое-то чувство или как у нас, просто желание выжить. Вы все в одном дерьме, и эти узы сильнее, чем дружба или семья. Но как только сражение оканчивается, сила объединения исчезает и они опять все поодиночке. За прошедшие тридцать месяцев я много что понял об этих людях, и о самом себе вместе с ними. Они прирожденные бойцы, мужчины, которые лучше всего чувствуют себя в бою. В любых других ситуациях они ни черта не стоят, но с ножом или пушкой в руках, они каким-то образом кажутся намного счастливее. Я знаю, потому что сам такой. Мне нравится знать, что боец передо мной враг, а боец за спиной союзник. Я могу жить с этим без проблем. А остальное не могу выносить: политиков и личностей, ответственность и разочарование, и ощущаю себя беспомощным от всего этого. Если вы там не были, то у вас могут быть какие-то догадки, о чем я говорю, но чтобы понять по-настоящему, вы не должны просто смотреть, вы должны участвовать.

* * *

В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ и с трепетом мы разошлись по камере после тренировки, повсюду витают слухи, что транспортник с Полковником вернулся. Мои чувства двояки, с одной стороны я просто хотел увидеть, кто прилетел с ним, после чего уже начинать беспокоится о своем будущем.

Примерно часом позже грузовая дверь открывается и входит Полковник. Я пролаял приказы штрафникам "Последнего шанса", построив их из-за неожиданной проверки. Полковник проходится вдоль пяти рядов, пристально смотрит на каждого, после чего останавливается рядом со мной.