Слово господина — закон, поэтому девушки без разговоров усаживаются у окна. Маду приносит для них низкий столик, на который ставит три больших глиняных плошки. Работа несложная, и она мало чем отличается от того, как женщины здесь перебирают фасоль, горох или чечевицу. А поскольку мои девицы хоть и из богатых, но весьма традиционных семей, они обучены делать это с детства. Убедившись, что процесс пошел, я забираю с собой одного из легионеров и иду в зал, где выставлена скрижаль. Маду же отправляется на дворцовую кухню за жаровней с углями, двумя глубокими сковородками и ручной мельницей для специй. Сегодня будем проводить эксперимент с обжаркой кофе — самый первый в этом мире.
Время близится к закату, доступ паломников к святыне уже прекращен до следующего утра — можно на время забрать ковчег из зала. Аккуратно укладываю в него скрижаль, и мы с моим подручным несем сокровище в комнату, где поселили апостолов.
— Марк, ты сегодня рано! — улыбается мне Матфей.
— Вот, решил тебя навестить перед ужином и принести тебе скрижаль, чтобы ты мог помолиться рядом с ней. Выглядишь сегодня гораздо лучше.
— Вашими молитвами, Марк. Не знаю, что бы я без вас с братьями делал.
— Ну… жил бы ты, наверное, гораздо спокойнее! — смеюсь я. Осмотрев его затянувшиеся раны и загипсованную руку, сажусь на скамью рядом с другом — Матфей, хочу рассказать тебе удивительную историю, которую услышал сегодня от одного из торговцев на рынке.
Дальше я подробно докладываю другу все, что узнал об Аксумском царстве от старика, торгующего скотом. Поскольку свидетелем нашего разговора был только Маду, я спокойно добавляю к рассказу много чего и от себя — все то, что считаю нужным. Рисую ему по памяти на папирусе карту эфиопского побережья Красного моря, отмечаю на ней порты Беренику и Адулис, примерно прикинув в уме расстояние до Аксума, наношу на карту и столицу царства. Сейчас здесь кругом благодатные тропические леса, это уже в 19-м веке от них останется половина, а в мое время и вовсе какие-то жалкие 5 %. Да и то, благодаря неприкосновенности территорий христианских монастырей.
— Представляешь, брат, с какой благодарностью эти потомки царицы Савской и царя Соломона воспримут учение Иешуа?! Оно вернет их к вере предков, которых они почитают до сих пор, и гордятся своими корнями. Даже их язык — это диалект древнеарамейского. Вот где благодатная почва для распространения истинной веры!
Матфей задумчиво смотрит в окно, обдумывая мои слова. Я ни к чему не подталкиваю, это должно быть его собственным решением. Но апостол и сам должен понимать все плюсы миссионерства в стране, где еще не успели похозяйничать ни египетские, не греческие жрецы. Для молодого царя Зоскала новая религия будет подтверждением его происхождения от великих предков и в тоже время приобщением его царства к ценностям более развитой цивилизации. А кто же откажется считать себя более цивилизованным, чем его дикие соседи? Насколько я помню, у христианских миссионеров в Эфиопии никогда не было проблем с властями, и даже появление ислама не поколебало ведущей роли христианства в этой стране. Так что, чем раньше мы начнем приобщать Эфиопию к истинной вере, тем прочнее в ней будут наши христианские позиции, и нечего ждать наступления 4-го века.
Сабейцы ведь принесли с собой в Африку не только письменность и семитский язык, но и каменное строительство методом сухой кладки, резьбу по камню, керамику и многие другие достижения своей древней цивилизации. Так что у нас вырисовываются не только отличные перспективы христианизации Аксума, но и перспективы укрепления связей с Александрией, а через нее и со всем Римским миром. Адулис ничем не хуже Береники, там тоже можно и нужно построить современный порт и мощную крепость для защиты от любителей поживиться за чужой счет — это я, если что, про всяких будущих арабов.
И еще я решил, что Маду нужно изобразить лик Спасителя. Нас сейчас здесь собралось четверо из тех, кто видел и лично знал Мессию — это редкая удача для художника: каждый из апостолов сможет ему что-то подсказать. Догадываюсь, что у моих братьев это вызовет бурю эмоций, потому что не в еврейской традиции рисовать людей, а уж тем более лик Бога. Но я постараюсь их убедить, аргументируя тем, что Христос своим пришествием отменил ряд строгих иудейских обычаев, как то же обрезание, например. И надеюсь, что поупиравшись, они все-таки согласятся. Очень хочу, чтобы Маду нарисовал Иисуса на фоне его гробницы. Нам бы потом этот рисунок очень пригодился для главной фрески в первом христианском храме Рима.
Но этот разговор состоится уже вечером, когда вернутся Андрей с Иаковом. А пока я оставляю Матфея в молитвах и раздумьях по поводу миссионерского путешествия в Аксум, сам же чуть ли не бегом возвращаюсь к девчонкам. Аж руки чешутся, как мне хочется поскорее заняться кофе.
В комнате я застаю только Залику и Зэму. Кофе они уже давно перебрали, его немного было, а потом за Манифой пришла служанка Корнелии — та неожиданно предложила моей египтянке прогуляться перед ужином по дворцу. У меня округляются глаза — это что еще за новости?! С чего вдруг такая милость, если еще вчера дочка Пилата только что не шипела в сторону моих подопечных? Вот точно не обошлось здесь без интриг ее матери Клавдии! Сейчас они попробуют вызнать у нашей болтушки, что ей известно про мои дела. Ну, и про Залику, конечно повыспрашивают — ведь дочь с матерью серьезно считают ее моей любовницей. Ох, уж эти женщины со своими заморочками и интригами…
