Тринадцатая редакция - [25]

– Тогда укажите мне на хотя бы один недочёт! – вскипел Цианид. – Это болото за такие деньги и в такие сроки вам не разгрёб бы никто!

– Точно так, – кивнул шеф.

– И теперь, когда самое трудное сделано, вы возьмёте на моё место другого?

– Не исключено, – подтвердил Даниил Юрьевич.

– Но это несправедливо!

– Не вижу, в чём заключается несправедливость, – развёл руками шеф. – Ты ведь сам согласился работать за эти деньги? Ты знал об испытательном сроке? Тебя никто не вынуждал силой?

– Я был уверен – и уверен до сих пор, – что никого лучше меня на эту должность вам не найти. Скажите хотя бы, что я делаю не так?

– Ты всё время говоришь только о себе, – снизошел до подсказки шеф. – Может быть, тебе стоит сотрудничать с нами по договору? Приходить, брать работу – и домой. Ты хотя бы имена своих коллег запомнил?

– Более-менее, – поправил очки этот герой труда. – Я же им зарплату выписываю, разве вы забыли?

– Ах да, конечно, – легко согласился шеф. – Ну тогда иди, выписывай дальше. У тебя ещё есть несколько дней.

Неизвестно, чем бы закончилась эта история; Константина Петровича, скорее всего, действительно взяли бы работать по договору – считать деньги и не вмешиваться в более тонкие процессы, но в приёмной, возле кофейного автомата, скрашивавшего суровые издательско-мунговские будни Тринадцатой редакции, стремительный Константин Петрович наткнулся на Шурика. «Ой!» – сказал Шурик, проливая на пол половину чашки горячего кофе.

– Хорошо, что не на себя, – вместо того чтобы попросить прощения, строго сказал Цианид (тогда ещё не заполучивший это прелестное прозвище). Шурик устыдился и немедленно почувствовал себя виноватым. Хотя и без того ему было тошнёхонько. Не так давно, практически у него на глазах, один совсем ещё неопытный и самодовольный шемобор подписал договор с носителем, которого Шурик выпасал уже неделю, вырабатывал тактику, продумывал стратегию, а этот гад взял, и без всякой стратегии и тактики – бух – и сработало. Впрочем, забегая вперёд, стоит заметить: первая победа так раззадорила неумеху, что на втором же деле он попал в цепкие и ласковые объятия бригады психиатрической помощи и до сих пор, наверное, получает свои уколы и пилюли. Никто из коллег (включая учителя и двух его более опытных учеников!), а уж тем более из руководства, разумеется, и не подумал его вытаскивать: естественный отбор, законы конкуренции. Сам знал, на что подписался.

Но обо всём этом Шурик, естественно, не подозревал. Он стоял возле кофейного автомата и мысленно повторял про себя простое заклинание: «Большие мальчики не плачут». Заклинание почти подействовало, но тут из кабинета Даниила Юрьевича неожиданно вылетел новенький, старательно твердивший про себя другое заклинание: «Я всё равно им докажу, что я лучший».

– Это просто нечестно! Ведь правда же? – жалобно спросил Шурик. Его вера в справедливость была под угрозой: какой-то «плохой парень», да ещё и «плохой работник», обскакал его, «хорошего парня» и «хорошего работника». Разве так бывает?

– Абсолютно нечестно! – уверенно кивнул Константин Петрович. Ровно это он только что и пытался доказать Даниилу Юрьевичу.

– И как же теперь быть? – попытался взять себя в руки Шурик.

– Прорвёмся! – буркнул Константин Петрович и принялся колдовать над кофейным автоматом. Коль скоро кто-то разделяет его точку зрения – значит, партия не проиграна. Надо же, какой прозорливый и мудрый человек этот Александр – сразу оценил его компетенцию и уровень знаний. Тем временем «прозорливый и мудрый Александр» слегка приободрился, получив от угрюмого новенького неожиданную поддержку, и попытался найти поблизости какое-нибудь подобие половой тряпки.

Пока в Тринадцатой редакции не появился референт – то есть Наташа, – в приёмной хозяйничали все по очереди, то есть почти что никто. На журнальном столике лежали горы газет и ненужной корреспонденции, на диване валялись старые факсы и счета, грязные кофейные чашки копились на всех доступных поверхностях. Иногда сёстрам Гусевым, которые чаще других пользовались факсом и по этой причине были вынуждены любоваться окружающей разрухой, всё это надоедало, они принуждали коллег к порядку, и тогда в приёмной становилось уютно. Ненадолго.

Итак, Шурик полез на шкаф в поисках какой-нибудь тряпки. Константин Петрович уселся на краешек дивана и принялся ожесточенно дуть на чашку с кофе.

– Телефон надрывается, а два здоровенных долбоклюя балду пинают, – прокомментировала эту идиллию Галина Гусева, вваливаясь в приёмную. – И чтоб чашки за собой вымыли, а то знаем мы вас.

– Я всегда мою за собой чашку, – тоном оскорблённой невинности ответил Константин Петрович. «Долбоклюев» он решил пропустить мимо ушей.

– Отлично, значит, и за остальными помоешь, не переломишься, – постановила Марина, возникшая в дверном проёме вслед за сестрой. – Короче, на тебе посуда, Шурик вынесет газеты и прочий мусор, а мы пока рябиновки тяпнем.

После того как в приёмной стало почти идеально чисто, в неё сразу же начал сползаться народ. На запах спиртного прибежал из своего кабинета Виталик, уселся на пол напротив Галины с Мариной и принялся умильно на них глядеть, покуда ему не выделили рюмочку; приполз с очередных переговоров и разлёгся на диване Лёва. Каждому пришедшему Шурик авторитетно заявлял, что «новенький всё понимает, совсем свой, только стесняется», и Цианид скорее почувствовал, чем понял, что пропускает в этой жизни что-то очень важное, интересное, что-то, что гораздо ценнее даже правильно оформленной финансовой отчётности (он сам даже ужаснулся своим мыслям, а что делать!).