Тринадцать на пути к Альфа Центавра - [8]

Шорт помедлил с ответом, обдумывая то, что сказал Френсис.

— Допустим, что все так и есть, доктор, — наконец произнес он. — Ну и что же с того? Все равно мы не получим больше пятнадцати, максимум не больше двадцати пяти лет.

— Остается одно, — горько ответил Френсис. — Следует продолжить эксперимент, не изменяя заданной направленности, с одним дополнением: нельзя разрешать им вступать в брак и заводить детей. Через четверть века живыми останутся только самые младшие, а еще лет через пять умрут все. Жизнь на Станции продолжается немногим больше сорока пяти лет. Абель, когда ему стукнет тридцать, будет уже пожилым человеком. А к тому времени, когда они начнут вымирать, все наверняка потеряют интерес к ним.

Наступило долгое молчание, которое прервал Керш:

— А ведь это лучшее решение, генерал. Достаточно гуманное, сохраняющее первоначальную направленность эксперимента и не противоречащее установкам департамента. Исключение деторождения — это очень небольшая коррекция той программы, которая вносилась при гипнообучении. Оно только усугубит ощущение изолированности от всего мира и усилит у них чувство, что они никогда не достигнут цели своего полета. Если мы несколько перестроим программу, изменим направленность лекций, отказавшись от акцентирования внимания на необходимости достигнуть Альфа Центавра, то они постепенно переродятся в незначительную изолированную группку, такую же, как и остальные обреченные на вымирание общины.

Чалмерс поддержал его:

— И к тому же, генерал, все это можно и должно готовить исподволь: по мере того, как люди будут уходить из жизни, следует постепенно закрывать Станцию, с тем, чтобы к самому концу открытым остался лишь один этаж, а то и всего две-три кабины.

Шорт встал, приблизился к окну и долго смотрел через его прозрачное стекло в раме из светлого металла на величественный купол в центре ангара.

— Страшная мысль, — произнес он. — Совершенно безумная. Но похоже, что вы правы, когда говорите, что иного выхода у нас нет.

* * *

Бесшумно скользя среди грузовиков, замерших в тени ангара, Френсис чуть помедлил, чтобы взглянуть на светлые окна административного корпуса. Несколько человек из ночной смены, преодолевая дремоту, вели по мониторам наблюдение за спящими обитателями Станции.

Френсис выбрался из темноты и подбежал к звездолету. Поднялся по трапу до люка, расположенного на тридцатифутовой высоте. Открыл внешний люк, прошел внутрь и запер его. Затем он открыл крышку внутреннего люка, миновал спальный контейнер и оказался в своей кабине.

Бледный свет залил экран телевизора, на нем возникли трое дежурных центрального здания. Они покуривали сигареты, развалившись в самых непринужденных позах, всего в футах шести от доктора.

Френсис проверил звук, а затем пощелкал пальцем по микрофону.

Невыспавшийся, в расстегнутой пижаме, полковник Чалмерс подался к экрану, другие дежурные сделали то же.

— Послушай, Роджер, ты ничего этим не добьешься. Департамент и генерал Шорт теперь тем более не отменят своего решения. Уже принят специальный меморандум по этому вопросу. — И так как Френсис смотрел на него с недоверием, он добавил: — Ты их лишь разозлишь!

— Я этого не боюсь, — возразил доктор. — Слишком уж часто нарушаются договоренности. Находясь здесь, я во всяком случае, могу наблюдать за происходящим. — Он строго контролировал свою осанку, манеру держаться и говорить, так как понимал, что камера фиксирует каждый его жест; необходимо было произвести самое внушительное впечатление. Несомненно, Шорт примет все меры, чтобы не вспыхнул скандал. Если убедить его, что Френсис не думает торпедировать проект, генерал наверняка оставит его на Станции.

Сосредоточенный Чалмерс подался вперед вместе с креслом.

— Роджер, продумай все еще раз, не спеши. Ты даже не представляешь, какой взрыв можешь вызвать. Пойми, что извлечь тебя наружу ничего не стоит — эту ржавую банку любой ребенок продырявит тупым консервным ножом.

— А вот этого делать я вам не советую, — спокойно парировал Френсис. — Я перебазируюсь на этаж С, и любая попытка найти меня станет известна всем. Уверяю, что я не собираюсь тормозить работу по отказу от эксперимента. И уж, конечно, не буду заниматься сводничеством малолетних. Но я уверен, что нужен экипажу космолета, причем куда больше, чем восемь часов в сутки.

— Френсис, — заорал Чалмерс. — Неужели ты не понимаешь, что обратного пути у тебя не будет? Ты ведешь себя, как самоубийца. Изолируясь в этом аквариуме, ты обрекаешь себя на бесконечную дорогу в никуда!

За секунду до того, как навсегда прервать связь, Френсис резко ответил:

— Не в никуда, господин полковник, а к созвездию Альфа Центавра.

* * *

Френсис со вздохом облегчения опустился на узенькую койку в своей каюте. Он хотел чуточку отдохнуть перед тем, как пойти ужинать. Весь день промелькнул в хлопотах, — он готовил перфоленты для Абеля, и его глаза до сих пор болели от долгого изучения тысяч крохотных дырочек, которые он сам и прокалывал. Восемь часов без отдыха он находился в каморке-изоляторе с закрепленными на груди, локтях и коленях электродами, а Абель замерял ему пульс и давление.