Тринадцать лет, или Сибирская пастораль - [5]

– Кушай, Ксеничка… Вот, салат попробуй.

Стараясь не думать, что будет, если мама услышит от нее запах вина, Ксеничка решительно взяла вилку. Ей казалось так хорошо и уютно, как будто она знала их всех давным-давно…

…Отдуваясь, Петр Прокопович отодвинулся вместе со стулом от стола.

– Ну вот всегда так, как усадит она меня есть, – он расстегнул ворот рубахи, – так я потом и встать не могу. Ты бы, Оксаночка, видела, как она меня после ранения мучила. Пользовалась, что я убежать не мог, – и он усмехнулся.

– Да ладно тебе, – Мила махнула на мужа рукой и снова посмотрела на свои новые часики, поднесла к уху – послушать их тиканье. – Митенька, где ты такую прелесть нашел?

– Ну, – он отчего-то погрустнел, – там… За горами, за морями…

Ксеничке очень захотелось спросить, где же это – там, но тут Петр Прокопович решительно подошел к патефону и поставил пластинку.

– Ну что, молодежь, потанцуете? Я-то помню, какой Дмитро мастер танцевать.

– А вы, Петр Прокопович, можно с вами? – она как-то не решалась танцевать с дядей Митей.

– Да знаешь, – он почесал затылок, – я свое оттанцевал в сорок втором, – он похлопал себя по ноге, и только сейчас Ксеничка осознала, что бодрый хозяин застолья все это время крутился по дому на протезе. Поэтому и смущала ее все время его странная, чуть подпрыгивающая походка.

Залившись краской, она прошептала: «Простите, пожалуйста…» – но Петр Прокопович, видно, смутился не меньше, чем она.

– Да что ты, доцю… То ж ничого… – он сел на край диванчика, достал папиросы и закурил. – То ж ничого…

Не зная, куда деться от стыда, она тихонько попятилась к двери и прижалась спиной к стене – ей казалось, что даже спина у нее вся покраснела, но в этот момент Мила решительно отодвинула стулья и взяла дядю Митю за руку – Ну, если все танцевать боятся, то давай-ка мы с тобой потанцуем. Небось меня Петенька за это сегодня ругать не будет.

– Ой, и поругаю, и дубця дам! Ты ж меня знаешь, я ревнючий, – в глазах Петра Прокоповича загорелись веселые живчики. – От, Оксаночка, как вона чоловикам голову дурыть. А як молода була… – но уже было видно, что он шутит, и повисшая в комнате неловкость куда-то ушла.

Мила танцевала очень красиво, она не отворачивала голову в сторону, как это делали на вечеринках в их классе, и Ксеничка подумала, что хорошо бы и ей научиться так танцевать. Когда «Амурские волны» закончилась, и пластинка зашипела, Мила вдруг быстро подвела дядю Митю к ней и, сказав: «Что-то я устала уже», – села рядом с мужем. Дядя Митя щелкнул каблуками и, взяв Ксеничку за руку, повел под похрипывающую «Разбитую жизнь». Она взволнованно оглянулась на Милу, и та, прильнув к мужниному плечу, по-доброму улыбнулась ей.

Роста немного не хватало, рука соскользнула на жесткий бело-зеленый шеврон, но так хотелось, чтобы музыка не заканчивалась.

Подняв к нему лицо, она тихонько спросила:

– Ми… ой, дядя Митя, а где же их дети?

– У соседки под присмотром… – так же негромко ответил он, – так что Мила с Петром отдохнут сегодня, в кои-то веки… – он усмехнулся. – Называй уж меня Митей, я не обижусь…

…Домой они ушли, когда было еще совсем светло – ему еще нужно было на дежурство, а ее на кухонном столе все так же ждал задачник по математике…

* * *

…Первый урок был такой скукотищей – география… До конца четверти оставались считанные дни, и так хотелось прямо через раскрытые окна класса сбежать на бульвар. Хорошо, что старенький Верблюд совсем не обращал на них внимания и что-то рассказывал об Австралии. А здесь, на «камчатке», было много интереснее – вытянув шею, Ксеничка перегнулась через проход на соседний ряд. Наташка приволокла в школу материн журнал – только что оттуда, сказала она с восторгом и заговорщическим блеском в глазах. Они со Светкой уже пол-урока листали его, то и дело стукаясь головами и восторженно шепча волшебные слова: гипюр… кокилье… найлон… как она такое носит… и более простые – смотри, какие рукавчики… а я парашютный шелк на рынке видела… Черную крышку парты они откинули, чтобы никто не видел, что же они там листают, но все девчоночьи головы то и дело с завистью поворачивались от доски к манящей задней парте, и только близорукий Верблюд, ничего не замечая, бубнил – но что им был его Новый Южный Уэльс…

Хорошо хоть она успела перед самым началом урока договориться с Наташкой, что после перемены они сядут вместе. Можно было бы и не вытягивать сейчас шею, но так хотелось посмотреть хотя бы одним глазком… Да и вторым уроком должен быть немецкий, а эта зловредная харбинка Тамара Павловна – «дер-ди-дас» – уж точно не даст им ни минуты покоя…

* * *

…Двухсвечовая лампа тускло освещала сарайчик. По большому счету, конечно, не освещала, а так, разгоняла вечерний сумрак. Ее света было, конечно, маловато, чтобы копаться в карбюраторе, но если идти со всем этим в дом – он представил себе нытье соседки – нет, овчинка выделки не стоит. Лучше уж здесь, на верстаке, на чистой тряпочке… Дверь сарая была открыта, влетевший на свет жук с басовитым гудением крутился вокруг лампочки, ударяясь об нее, вновь и вновь начиная свое кружение, мошка поменьше тоже суетилась вокруг…