Триггеры - [11]

. И тем не менее образ их, поблёскивающих от крови, продолжал возвращаться, но…

Но её настоящие руки тряслись, а те, окровавленные, никогда не дрожали; она откуда-то это знала.

Доктор посмотрел на неё.

— Мисс, вы пациентка?

— Нет, нет. Я пришла к брату, но… но что-то случилось.

— Как вас зовут? — спросил доктор.

И она собралась ответить, но…

Но это было не её имя! И не её адрес! Даже город не тот! Никки почувствовала, что её шатает. Она по-прежнему держала руки перед собой, и она упала на доктора, уперевшись ладонями ему в грудь.

Новые странные мысли зароились у неё в голове. Нож, прорезающий жир и мускулы. Падение с ног на футбольном поле — нечто, чего с ней никогда не случалось. Похороны… о Боже, похороны её матери, а ведь он жива и здорова.

Её глаза закрылись, когда она упала, но теперь она открыла их, посмотрела вниз и увидела пластиковый бэджик на груди доктора: «Ю. Стёрджесс, M.D.», и она знала, хотя никогда раньше его не видела, что «Ю» означает «Юрген», и внезапно поняла, что знает, что «M.D.» — это не «Medical Doctor», как она всегда думала, а его латинский эквивалент — Medicinae Doctor.

В этот момент мимо прошли две медсестры, и она услышала, как одна из них говорит что-то на своём медицинском жаргоне. Вернее, это должно было звучать для неё как медицинский жаргон; секунду назад она понятия не имела, что означают слова медсестры, но…

Но она ясно услышала: «амитриптилин». И она знала, как оно пишется, и что это трициклический антидепрессант, и что… Господи!.. она знала, что «трициклический» означает наличие трёх колец атомов в его структурной химической формуле, и…

Её ладони сжались в кулаки и ударили в грудь доктора.

— Прекратите! — сказала она. — Прекратите это!

Доктор — Юрген, он плохо играет в гольф, у него две дочери, он разведён, любит суши — подозвал проходящих сестёр.

— Хизер, Тамара — помогите, пожалуйста.

Одна из сестёр — Тамара, она знала, что это Тамара — повернулась и взяла Никки за плечо, а вторая, Хизер, сняла трубку с телефона на стене и набрала четыре цифры; если она вызывает охрану…

Да откуда же она всё это знает?

Если она вызывает охрану, то наберёт 4-3-2-1.

Никки полуобернулась и оттолкнула Тамару, не потому что не хотела её помощи, а потому что всё её существо взвыло о том, что нельзя, нельзя, нельзя касаться сестёр в рабочее время.

Ей, однако, снова стало дурно, и она снова начала искать опору, ухватившись за стетоскоп доктора Стёрджесса, свободно свисавший с его шеи; он выскользнул, и она внезапно начала падать на спину. Хизер подхватила её.

— Она под кайфом? — спросила сестра?

— Не знаю, — ответил Стёрджесс, но Никки это предположение взбесило.

— Я не под кайфом, чёрт вас дери! Что происходит? Что здесь творится? Что вы сделали?

Тамара придвинулась поближе.

— Охрана сейчас будет, доктор Стёрджесс. Они пришлют кого-нибудь с пятого; все, кто обычно дежурит на этом этаже, сейчас внизу, помогают охранять президента.

Президента.

И внезапно она увидела его, Джеррисона, с развороченной грудной клеткой, и её руки погружаются в неё, хватают его сердце, сжимают…

И снова это имя: Эрик Редекоп.

— Остановите это! — сказала Никки. Она схватилась руками за голову и нажала, словно пытаясь выдавить из неё чужие мысли. — Остановите!

— Тамара, — сказал Стёрджесс, — дайте ей секобарбитал.

Никки обнаружила, что знает: это седатив.

— Всё будет хорошо, — сказал Стёрджесс Никки успокаивающим тоном. — Всё будет в порядке.

Она вскинула голову и заметила белого мужчину средних лет: худого, лысого, бородатого, одетого в зелёный хирургический халат и…

— Эрик! — крикнула она. — Эрик!

Он продолжал приближаться с озадаченным выражением на лице.

Стёрджесс обернулся и тоже посмотрел на Эрика.

— Эрик! Господи, как там… — он взглянул на Никки. — Как там ваш, э-э… особый пациент?

У Эрика был усталый голос.

— Мы едва его не потеряли, но сейчас он стабилен. Джоно его зашивает.

— А вы? — спросил Стёрджесс, касаясь руки Эрика. — Как вы?

— Устал, — ответил Эрик. — Устал до смерти. — Он покачал головой. — Куда катится мир?

У Никки голова шла кругом. Она никогда в жизни не видела Эрика, но точно знала, как он выглядит, и даже — Боже! — как он выглядит голым. Она знала его, этого Эрика, этого мужчину, который…

…который родился пятьдесят лет назад, 11 апреля, в Форт-Уэйне, штат Индиана; у которого есть старший брат по имени Карл; который играет в шахматные поддавки; у которого аллергия на пенициллин; который — да! — только что завершил операцию, спасшую жизнь президенту.

— Эрик, — сказала она, — что со мной случилось?

— Мисс, — ответил он, — мы знакомы?

Его слова поразили Никки, как нож — как скальпель. Разумеется, он должен её знать, раз она знает его. Но он не знал. На его лице не было ни намёка на узнавание.

— Я Никки, — сказала она, словно это могло для него что-то значить.

— Рад знакомству, — озадаченно ответил Эрик.

— Я вас знаю, — сказала Никки умоляющим тоном. — Я знаю вас, Эрик.

— Прошу прощения, гмм, Никки. Я не думаю, что мы когда-либо встречались.

— Чёрт возьми, — сказала Никки. — Это какое-то безумие!

— Что с ней? — спросил Эрик Стёрджесса.

Тамара указывала на кого-то; Никки обернулась, чтобы посмотреть. Это был охранник в форме.