Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Выпуск 1 - [16]
Одного торговца в большой кепке спросили: «Слушай, ты знаешь, что Брежнев умер?» – «Канэшна, знаю», – ответил тот. – «А как теперь будешь жить?» – «Ха, дарагой, пабрэжнему!»
Все же скоро настали другие времена. Перестройка сменилась «катастройкой». Не стало Советского Союза. Уже не в ГРУ, а на научной ниве продолжил потом свою творческую деятельность мой наставник, или, как уважительно по-арабски мы до сих пор называем его, «муаллим» или «устаз». Появились его новые исторические исследования и литературные творения.
Ушли, так же как и я, в запас многие его соратники и ученики. Нет уже в живых вождя и вдохновителя информационной «Империи ГРУ» П.И. Ивашутина, столетие которого отмечалось в конце 2008 года.
Свою аналитическую деятельность, только в другом качестве, продолжил потом другой мой непосредственный начальник, генерал-полковник Ф.И. Ладыгин, возглавивший ГРУ в 1992 году. Он был по праву преемником Ивашутина в деле развития информационной индустрии военной разведки. Федор Иванович заслуженно считался одним из опытнейших экспертов в области оценки стратегических театров военных действий и был одним из разработчиков (об этом мало кто знает) серии договоров ОСВ-1. Мне посчастливилось быть не только старшим офицером «умной службы», но и стать старшим помощником начальника ГРУ.
Продолжая встречаться с Леонидом Ивановичем, я убеждаюсь, что он, судя по всему, ни в запас, ни в отставку уходить не собирается. Наверное, такого склада люди приходят в «умную службу без плаща и кинжала» раз и на всю жизнь. А теперь я окончательно уверен, что он из нее никогда и не уходил.
Мое открытие Востока
(О временах, о нравах и немного о себе)
Л.И. Медведко
В пору моего студенчества Московский институт востоковедения находился в Сокольниках на берегу реки Яузы. Посвящение в востоковеды в 1947 году бывших фронтовиков и демобилизованных, в том числе и тех, кто, как и я, не успел по разным причинам повоевать, запомнилось мне на всю жизнь.
Весть об окончании войны нами, юнцами, была воспринята с двояким чувством. Вместе со всеми, разумеется, мы радовались Победе. Но в глубине души были огорчены тем, что так и не успели внести в нее свою лепту. Мне в первые ее месяцы доводилось попадать и под бомбежки, и под обстрелы, пережить эвакуацию из Белоруссии на Урал. Отстав от эшелона, несколько месяцев бродяжничал в поездах, пока не нашел за Уралом поседевшую за это время маму.
На всю жизнь запомнилось, как мы с моим другом, ныне известным писателем Александром Рекемчуком, 9 мая 1945 года после долгого блуждания по улицам Москвы оказались на заполненной ликующими людьми Красной площади к началу праздничного салюта. На наших плечах были узенькие курсантские погоны, какие носили тогда «спецы» военных школ. Девушки, принимая нас за настоящих вояк, не стесняясь, целовали, а ребята с криками «ура» подбрасывали в воздух. Не забыть и того чувства причастности к общенародной радости и приобщенности к свершавшемуся на наших глазах этому историческому событию.
Каждого из того поколения война коснулась по-разному: одни лишились родных и близких, другие возвратились домой калеками. В общем, мало кого она обошла стороной. В то время как мы надеялись на приближение победы социализма во всем мире, война стала опять надвигаться, но уже не с Запада, а с Востока. Шла гражданская война в Китае. На Ближнем Востоке тоже разгоралась какая-то особая освободительная война. Непонятно было, кто в ней освобождался от империализма и колониализма – евреи или арабы. Евреи, как нам тогда казалось, были настроены более антиимпериалистически. Арабских же правителей называли тогда «лакеями империализма» .
Свою альма-матер мы воспевали в веселой студенческой песне на мотив известной тогда грузинской песенки:
Запомнился первый урок турецкого языка (арабский мне пришлось осваивать несколько позже, факультативно). Первым делом преподаватель спросил каждого, что его подвигло к изучению турецкого. Когда очередь дошла до меня, я честно признался: любовь к поэзии НазымаХикмета. С его стихами я познакомился, будучи еще курсантом военного училища, на одном из вечеров поэзии. Мой ответ заинтриговал преподавателя Владимира Дмитриевича Аракина, и он попросил, если я помню, что-нибудь прочитать наизусть. С пафосом я продекламировал вступление к поэме Хикмета «Пьер Лоти» :
Не думал я тогда, что этот же отрывок из его поэмы «Пьер Лоти», но уже на турецком языке мне придется читать перед камерой турецкого телевидения у памятника Назыма Хикмета на Новодевичьем кладбище более полувека спустя по подлинно историческому событию – возвращению Назыму Хикмету турецкого гражданства. Это событие ознаменовало не только его признание в родной стране, но и долгожданное возвращение Назыма на Родину и возвращение Родины – поэту, называвшему себя «поэтом Вселенной, Востока и Запада… ».
