Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648 - [22]
Более способный и политически продуктивный, чем Иоганн-Георг, Максимилиан не обладал той бескомпромиссной прямотой, которая искупала изъяны курфюрста Саксонского. Осторожный сверх меры, герцог всячески избегал брать на себя обязательства и тем самым вселял пустые надежды во всех, кто пытался чего-то добиться от него. Как и Иоганн-Георг, он искренне стремился к общему благу для Германии, но, в отличие от того, имел ясное понимание политики и четкие взгляды. Тем больше его вина, когда он, подобно курфюрсту, ставил личные интересы на первое место. В этом смысле и курфюрст Саксонский, и герцог Баварский подвели свою страну, но Максимилиан – с куда более бесстыдным эгоизмом. Как никто другой, он желал, чтобы остальные жертвовали своей выгодой ради общего блага, и, как никто другой, ревниво и губительно цеплялся за собственные.
Связанный с эрцгерцогом Фердинандом двумя браками[12], Максимилиан начал правление пламенным сторонником Контрреформации, и считалось, что на его землях по сравнению с остальной Германией ереси меньше всего. В 1608 году его выбрали для того, чтобы исполнить судебное решение по Донауверту. Максимилиан сразу же согласился, тем самым твердо встав на сторону императорской власти. Он стал настолько непопулярен среди защитников германских свобод, что ему пришлось основать Католическую лигу чуть ли не для самозащиты в пику Евангелической унии Христиана Анхальтского.
Позднее, больше опасаясь вмешательства испанской короны в германские дела, курфюрст изменил свою политику. Сначала он попытался вывести всех габсбургских правителей из Католической лиги. Затем он совсем распустил ее и основал новую лигу, состоявшую исключительно из правителей, подчиненных его воле. В письме курфюрсту Пфальцскому он изобразил этот орган как чисто политическую ассоциацию, созданную ради сохранения конституции, и предложил объединить ее с Евангелической унией на неконфессиональном принципе. В то время это предложение было не такой уж нелепицей, какой ее представили будущие историки обеих организаций, так что нет никаких оснований подозревать герцога в неискренности.
И католики, и протестанты шептались о том, как бы выдвинуть Максимилиана в качестве соперника Фердинанда на очередных императорских выборах. Его репутация оправдывала подобную высокую честь, и у него не было никаких рискованных обязательств перед иноземцами. За пределами Баварии Максимилиан не проявил особой враждебности к протестантам и был очень дружен с курфюрстом Г[фальцским. Таким образом, герцог получил бы поддержку трех протестантских курфюрстов; а из трех рейнских епископов епископ Кёльнский приходился ему родным братом, на Майнцского мог надавить курфюрст Г[фальца, а Трирским командовал французский двор[13]. Таким образом, все будут за него, кроме богемского короля. Однако в июне 1617 года королем Богемии (Чехии) избрали Фердинанда Штирийского. Вот если бы кто-то вырвал из его рук корону… Но все это были пустые гадания, ведь сам Максимилиан до сих пор не принял никакого решения. Он был способен сделать выбор, но его осторожность пересилила разум; ему не хватало той решительной, но и осмотрительной смелости, которая знает, когда и ради чего стоит идти на риск.
В Германии практически не было других князей, которых следовало бы принимать в расчет. Курфюрст Иоганн-Сигиз-мунд Бранденбургский, кальвинист, чьи подданные по большей части исповедовали лютеранство, был стар, ничего собой не представлял и полностью погрузился в дворцовые интриги. Кроме того, он только что приобрел Пруссию в качестве феода от польской короны и боялся и на шаг подойти к династии Габсбургов, пока ему грозил их сторожевой пес – польский король. В общем и целом он уныло тащился по пятам за Саксонией.
Из трех церковных курфюрстов Иоганн-Швайкард Майнцский был человеком неглупым, ответственным и миролюбивым, но почти не обладал влиянием вне коллегии. Значение епископа Трирского было настолько ничтожно, что можно прочесть груду литературы того периода и даже не найти его имени, хотя в историю Трира вошло другое выдающееся имя – Меттерних[14]. Достаточно и того, что этот отпрыск семейства ничего не добавил к его репутации. Кёльнский курфюрст тоже не играл особой роли, если не считать того, что был братом Максимилиана Баварского.
В Вене император Матиас (Матвей) стоял одной ногой в могиле. Он мрачно предсказывал, что после его кончины произойдет нечто ужасное. Но он не имел даже сомнительного удовольствия вовремя умереть. Вместе с Европой он ошибся в расчетах на три года. Сигнал к войне подало не окончание голландского перемирия в апреле 1621 года, а восстание в Чехии, поднятое в мае 1618 года.
Глава 2
Король для Чехии. 1617-1619
Более того, мы сочли, что если отвергнем это законное призвание, то отяготим свою совесть кровопролитием и разорением множества земель…
Декларация Фридриха V
1
Богемское (Чешское) королевство было всего лишь небольшой провинцией, но статус короля давал права владения на герцогства Силезию и Лаузиц (Лужицы) и маркграфство Моравию. У всех четырех провинций были свои столицы в Праге, Бреслау, Баутцене и Брюнне (Брно), свои сеймы, которые принимали и соблюдали свои законы. В Силезии говорили на немецком и польском языках, в Лаузице (Лужицах) – на немецком и вендском, в Богемии (Чехии) – на немецком и чешском, а в Моравии – на чешском.
В начале XVII века Европа представляла собой взрывоопасный котел, в котором бурлили страсти взаимной ненависти протестантов и католиков. Территориальные претензии друг к другу предъявляли практически все страны материка, а многочисленные правящие дома вели бесконечные политические и дипломатические интриги. Взрыв был лишь вопросом времени и повода — поводом же послужила кровавая расправа в Праге над тремя представителями Священной Римской империи.Так началась масштабная Тридцатилетняя война. С 1618 по 1648 год в нее втягивались все новые государства, и, в итоге, она охватила всю Европу — от Испании до Швеции.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге расследованы тщательно замалчиваемые события недавней истории. Перед Второй мировой войной сионистское лобби Запада вступило в сговор с Гитлером. Нацистская Германия за помощь в захвате Европы должна была освободить от англичан Палестину и насильно переселить туда европейских евреев. С целью сделать этот процесс необратимым немцы, по сговору с сионистами, проводили «особую» политику в отношении евреев на оккупированных Германией территориях. За эту книгу автор был привлечен к уголовной ответственности.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.