Тридцать первое июня - [43]

— Я давно извожу Землю — Центр, требую еще одного заместителя, — сказал я. — Работы стало неизмеримо больше, с тех пор как мы освоили новые земли. Ригену действительно нужна помощь. Я…

Ее лицо засветилось ожиданием. И тут я вспомнил. Ведь у меня уже все позади. Я подал в отставку, и Земля — Центр посчитается с моей рекомендацией не больше, чем с рекомендацией птицы-голема. Я неловко докончил:

— Посмотрим, нельзя ли чего-нибудь придумать.

— Спасибо… Фил, — ответила она. Моя ладонь лежала на столе возле стакана, и на какой-то миг девушка прикрыла ее своей. Ладно, пусть это выражение избито — сказать, что меня словно током ударило. Но так оно и случилось, причем удар был не только духовный, но и физический: я тотчас понял, что влюблен по уши. Такой катастрофы на Планетате еще не бывало ни с одним зданием. От грохота у меня дыхание перехватило. Я не видел лица Нувелины, но, судя по тому, как она на миллисекунду прижала свою руку к моей и тут же отдернула, словно обожглась, она тоже ощутила частицу того тока.

Я встал, чуть пошатываясь, и предложил вернуться в комендатуру.

Дело в том, что положение было совершенно невыносимым. Теперь Центр принял мою отставку, и я остался без всяких явных или скрытых средств к существованию. В минуту помешательства я сам себе вырыл яму. У меня даже не было уверенности, что я получу место преподавателя. Земля — Центр — самое могущественное учреждение во Вселенной, нет такого начинания, к которому оно не приложило бы руки. Если там меня занесут в черный список…

На обратном пути разговаривала в основном Нувелина; мне было над чем поразмыслить. Я хотел открыть ей всю правду… и в то же время не хотел.

Отделываясь односложными ответами, я мысленно боролся с самим собой. И в конце концов проиграл сражение. Или выиграл. Ничего ей не скажу — скажу только перед самым приходом «Ковчега». Притворюсь пока, будто все в порядке, все нормально, дам себе случай выяснить, безразличен ли я для Нувелины. Не стану отнимать у себя всякую надежду. Мой единственный шанс — это четыре дня.

А потом… что же, если к тому времени она начнет относиться ко мне так же, как я к ней, объясню, каким был дураком, и скажу, что хотел бы… Нет, даже если она того пожелает, не разрешу ей вернуться со мной на Землю, пока не увижу просвета в туманном будущем. Скажу только, что если я когда и пробью себе дорогу к приличной работе, — в конце концов, мне всего тридцать один год и я еще…

В таком духе.

В кабинете меня дожидался Риген, злющий как мокрая оса. Он сказал:

— Эти олухи в погрузочном отделе Земля — Центр опять все перепутали. В контейнерах с особой сталью — ну и ну!

— Что «ну и ну»?

— Да вообще ничего. Пустые контейнеры. В укладочной машине что-то разладилось, но об этом так никто и не узнал.

— Ты уверен, что наш груз должен находиться именно в этих контейнерах?

— Уверен, будьте уверены. Все остальное прибыло, а по накладным в этих контейнерах значится сталь.

Он провел рукой по взъерошенным волосам. Это придало ему еще большее сходство с эрдельтерьером, чем обычно.

Я ухмыльнулся.

— Может быть, сталь невидимая.

— Невидимая, невесомая и неосязаемая. Можно я сам составлю радиограмму в Центр, выложу им все, что о них думаю?

— Валяй, выкладывай, — ответил я. — Впрочем, подожди меня здесь минутку. Я покажу Нув, где ее апартаменты, а потом мне надо с тобой поговорить.

Я отвел Нувелину к лучшей из свободных хижин, возведенных вокруг комендатуры. Нувелина еще раз поблагодарила меня за то, что я помогу Уву получить здесь работу, и, когда я вернулся в кабинет, настроение у меня упало ниже того уровня, на котором птицы-големы хоронят своих покойников.

— Да, шеф? — напомнил о себе Риген.

— Насчет радиограммы в Центр, — сказал я ему. — Той самой, что я отправил утром. Прошу тебя ничего не говорить о ней Нувелине.

Он хмыкнул.

— Хотите рассказать ей сами, да? Ладно. Буду нем как рыба.

Я с гримасой прибавил:

— Не исключено, что с моей стороны глупо было посылать такую радиограмму.

— То есть как? — удивился он. — А я рад, что вы ее послали. Это вы здорово придумали.

Он ушел, а я сдержался и ничем не запустил ему вслед.

Следующий день был вторник, если это важно. Мне он запомнился как день, когда я разрешил одну из двух главных проблем Планетата. Хотя, правда, и не вовремя.

Я диктовал заметки о культуре зеленотала; Планетат, конечно, важен для Земли тем, что некоторые здешние растения, не желающие произрастать в других местах, дают препараты, без которых фармакопее было бы трудно обойтись. Дело подвигалось туго, оттого что я смотрел, как Нувелина записывает; она настояла на том, чтобы приступить к работе на второй день своего пребывания здесь.

И вдруг как гром среди ясного неба меня осенила идея. Я прекратил диктовку и вызвал Ригена. Он явился.

— Риген, — сказал я, — закажи пять тысяч ампул улучшателя рефлексов К-17. Вели поторопиться с отправкой.

— Шеф, разве вы не помните? Мы ведь пробовали. Думали привить себе нормальное зрение на периоды среднестояния, но эта штука не действовала на оптические нервы. Мы по-прежнему видели всякую бредятину. К-17 хорош, когда надо приучать людей к высоким или низким температурам или…