Три жизни Томоми Ишикава - [7]

– …одна штука, тебе, наверное, понравится, – произнес я на экране с улыбкой, как будто собирался сказать что-то смешное. – План Парижа напоминает план викторианского курорта на северо-западе Англии.

– Угу, – донесся голос Томоми Ишикавы, которая снимала.

– Наполеон III велел барону Хаусману выстроить новый Париж в стиле Саутпорта, что в Ланкашире.

– Правда?

За кадром послышался шум проезжавшего транспорта.

– Ты когда-нибудь бывала в Саутпорте?

– Нет, – ответила она.

– Очень милый приморский городок, но трудно представить, что он вдохновил парижских архитекторов. Но так говорят, и я больше ничего не знаю из истории и архитектуры.

– Угу.

– Может быть, Гюстава Эйфеля вдохновил Блэкпул, – продолжал я и посмотрел на Бабочку. – Ты слушаешь или играешь с телефоном?

– Я не играю с телефоном, я снимаю тебя.

– Я только что пошутил, – пожаловался я.

– Прости, я не поняла.

– Блэкпул расположен рядом с Саутпортом.

– А.

– Что такого есть в Блэкпуле, на что мог бы поехать посмотреть ради вдохновения Гюстав Эйфель?

– Э… башня?

– Ура! – воскликнул я, и мы оба рассмеялись над моей неудачей в качестве комика.

– Скажи что-нибудь еще смешное, – попросила Бабочка. – На сей раз, честное слово, я пойму, и ты в моем фильме получишься смешным.

– Я больше ничего не знаю, – сказал я. – Можно посмотреть?

– Да, – шепотом ответила она, я протянул руку к экрану, и на этом видео закончилось.

Я открыл папку «Любимые вещи», чтобы взглянуть, нет ли там чего-нибудь про меня. Внутри лежали еще папки, и каждая была полна фотографий. Я терпеливо просматривал фотографии городов, которые не узнавал. Фотографии людей, которых видел первый раз. Старых и молодых, азиатов, европейцев, чернокожих, индейцев. Горы, часы, дороги, сады, растения, дома, растения, дома, цветы, дома, башни. Витражи. Окна в георгианском стиле, в наполеоновском стиле, витрины, двери (большие, маленькие, двойные, кованые), ворота, снова люди, церкви, статуи, окна, столбы, двери, романские арки, двери, сады, часы, готические арки, окна.

Мне нравилось бездумно рассматривать фотографии, которые не имели для меня никакого значения. Я прокручивал снимки так быстро, как только позволял компьютер, бездумно щелкая по стрелочке вправо, пока ноги не онемели, как во время долгой поездки в машине. Я встал, выпил стакан воды, сходил в туалет, потом вернулся и продолжил методично листать фотографии. Иногда на снимках попадался я. Кое-где я разговаривал с людьми – некоторые из них были знакомы, большинство нет – на каких-то вечеринках. Я не запоминаю лица, у меня с этим плохо. Даже в отношении тех, кого хорошо знаю. Например, мы с Томоми Ишикава никогда не встречались в определенном месте и в определенное время. Иногда мы виделись раз или два в неделю, иногда раз в месяц или даже реже. Но, если я не знал, куда смотреть, я ее не узнавал. Иногда, проверки ради, она просто проходила мимо на улице или усаживалась за соседний столик и ждала, когда же я поздороваюсь. В большинстве случаев, впрочем, Бабочка первая улыбалась и махала, так что я понимал, что это она. Я был ей благодарен.

И тут я кое о чем вспомнил. Я полез в сумку, которую всегда ношу с собой, и достал записную книжку, затем зашарил вокруг в поисках ручки, но не нашел ничего, кроме авторучки Томоми Ишикава. Я быстро черкнул ею по бумаге, чтобы проверить, пишет ли она. Синие чернила смотрелись странно: обычно я пишу черными.

«– Эй, почему ты меня никогда не узнаешь? – спросила Томоми Ишикава. – Не знаю, может, мне обидеться?

– Не принимай на свой счет, – сказал я. – Я никого не узнаю.

– Наверное, для тебя все японцы выглядят одинаково, потому что у нас нет такого количества отличительных черточек, как у вас, англичан.

Я с наигранным смущением заерзал и попытался разглядеть в стекле свое изображение, чтобы понять, о каких черточках речь.

– Я вообще плохо запоминаю лица, – признался я. – Однажды я прошел на улице мимо собственной матери, и она поздоровалась. Я улыбнулся и пошел дальше, потому что не понял, кто она такая.

– Правда?… – у Бабочки загорелись глаза.

– Правда. Я сотни раз попадал в неловкое положение, когда не узнавал хорошо знакомых людей. Родные, приятели, знаменитости, подружки… о-о, жди проблем, если не узнаешь свою подружку.

– Ну ты псих, – она расхохоталась. – Ничего себе. Ты всегда таким был или когда-то стукнулся головой?

– Я такой, сколько себя помню, – ответил я. – Все дело в контексте. Если люди ведут себя так, как будто они меня знают, и находятся в том месте, где я ожидаю их увидеть, то никаких проблем. Но вне контекста начинаются сложности. И много обид.

– О боже. Ты уверен, что не сочиняешь себе странностей, чтобы отличаться от других?

– Да. Это называется прозопагнозия.

– Ого, наверное, ты не врешь, раз эта штука называется по-гречески.

– Да, кажется, по-гречески.

– Совершенно точно. «Прозопон» означает «лицо», «агнозия» – «незнание», – объяснила Бабочка. И добавила: – Подожди, подожди, то есть, если бы у тебя была девушка, ты мог бы развлекаться, думая, что спишь с другими женщинами, притом не опасаясь проблем, и в то же время пользоваться всеми выгодами стабильных отношений.