Три жизни на двоих - [9]

– Любовь – это чудесно. Но самая сильная любовь – не гарантия того, что люди способны вместе жить. А проверить это без практики невозможно. Как вы относитесь к небольшой репетиции семейной жизни? Мы с Фёдором Ипатьевичем помогли бы вам снять квартиру.

Юлия подняла на будущую свекровь большие, полные немого укора глаза и спросила со слезой в голосе:

– Вы не хотите пускать меня в свой дом? Думаете, я не подхожу вашему сыну?

– Что вы, Юля, я не настолько глупа, чтобы думать о вещах, которые меня не касаются. Мой сын – взрослый мальчик, он сам прекрасно способен разобраться, подходите ли вы друг другу. Я всего лишь указала, что для этого требуется время. И место, где вам никто не будет мешать.

Если бы Ольга Варламовна не обошла дипломатичным молчанием первый вопрос, если бы ответила прямо, что не только не хочет, но и никогда не допустит, чтобы ангел Юленька жила в её доме, всё могло сложиться по-другому. Узнав, что ей не быть хозяйкой в этой роскошной квартире, не пользоваться благами и привилегиями, которые государство предоставляет маститому конструктору чего-то страшно секретного, Юленька вполне могла бы отцепиться от бедного аспиранта с неясными перспективами и начать охоту на более ценную дичь. Увы, на прямой ответ прозорливости Ольги Варламовны не хватило.

Месяц спустя Юлия забеременела, и они с Игорем подали заявление в загс. Родители Игоря немедленно занялись разменом, и к свадьбе молодожёны получили просторную однокомнатную квартиру на севере Москвы. Такая же квартира (жильё Стоумовы разменивали, руководствуясь совестью, а не соображениями прав и заслуг), только на юго-западе, досталась Фёдору Ипатьевичу и Ольге Варламовне.

В феврале 1973-го года у Юлии с Игорем родилась дочь. К тому времени Игорь уже вполне понимал, что представляет из себя его супруга, но поменять что-либо был бессилен. Одолеть виртуозную скандалистку в словесных баталиях у него, интеллигента до мозга костей, не было ни единого шанса, о том, чтобы поднять руку на женщину, он не мог и помыслить, а спасительный выход в виде развода для него закрылся с рождением Надюшки.

Советский суд при разводе супругов принимал решение оставить ребёнка с отцом только в тех случаях, когда отцу удавалось доказать, что мать заслуживает лишения родительских прав. Юлия не была ни алкоголичкой, ни наркоманкой, а доказать её психопатию не представлялось возможным, потому что свои психопатические номера она откалывала только в узком семейном кругу. Уйти же, оставив ребёнка в заложниках у психопатки, Игорю не позволяли совесть, чувство долга и любовь к малышке. Хотя, по большому счёту, его жертва была бессмысленной, потому что оградить дочь от безумных выходок жены он не мог.

Надюшка боялась матери до оцепенения. Дело даже не в том, что Юлия была с ней жестока – кричала, обзывала обидными словами, награждала пощёчинами, лупцевала скакалкой, – а в том, что эта жестокость была абсолютно непредсказуемой. Один и тот же проступок (разбитая коленка, испачканная или порванная одежда, недоеденная каша, громкие вскрики во сне) в каких-то случаях карался оплеухой и словесными оскорблениями, в каких-то – изощрённой экзекуцией, в каких-то – игнорировался вовсе, а иной раз вдруг вызывал у матери приступ необъяснимого умиления, когда та обнимала или хватала перепуганного ребёнка на руки, целовала, сюсюкала, нежничала.

Но сташнее всего были сцены, которые мать закатывала отцу – в частности, когда он пытался заступиться за Надюшку. Начиная с упрёков и обвинений, Юлия постепенно накручивала себя до потери человеческого облика. Оскалившись, как горгулья, с огнём безумия в глазах, она швырялась на мужа с кулаками, пожеланиями сдохнуть, угрозами, а под конец падала и с воем каталась по полу.

Этот террор продолжался шесть лет, а потом у Игоря не выдержало сердце. Во время одной из таких сцен он схватился за грудь, упал и умер. "Разрыв аорты" – так значилось в свидетельстве о смерти. Юлия упоённо играла роль раздавленной горем вдовы, используя несчастную Надюшку для придания душераздирающим сценам особой трогательности. Полгода она собирала щедрую дань, таская за собой ребёнка по знакомым, родственникам и коллегам покойного мужа; обнимая и обливая сироту слезами, без конца пересказывала, что пережила той ужасной ночью и как пагубно отразился этот шок на её нервах и здоровье.

Но человеческое сострадание и щедрость к обездоленным имеют свойство со временем иссякать, и через полгода Юлия обнаружила, что собираемые ею денежные пожертвования больше не покрывают её нужд. Тогда она явилась к родителям Игоря (с которыми практически не поддерживала отношений, не простив им свою несбывшуюся мечту) и намекнула, что их единственная внучка терпит лишения, поскольку пенсия у девочки крошечная, а Юлия с её подорванным здоровьем работать постоянно не в силах.

Но вместо ожидаемого предложения материальной помощи безутешная вдова получила совсем другое предложение.

– Мы с Фёдором Ипатьевичем готовы забрать у вас Надежду, – сухо сообщила ей Ольга Варламовна. – Пенсию за Игоря вы можете оставить себе, мы вырастим ребёнка на собственные средства.