Три жизни - [70]

В большом городе проходишь незамеченным среди миллионов других людей, твоих современников, которые родились и которые умрут примерно в одно время с тобой и которых ты никогда не узнаешь, но где-то внутри его зданий и улиц ждет тебя твой дом, семья, неизвестная окружающим тебя миллионам твоя собственная жизнь, непохожая ни на одну другую жизнь. Именно тогда у меня, до сих пор живущего только сегодняшним днем, появилось желание создать себе в этом царстве, состоящем из сотен тысяч строений разных стилей и эпох, свой собственный дом, свое гнездо, устроенное так, как хочется мне одному.

Выкинутый из столицы, я знал, что вернусь туда снова.

В те годы во Львове я много играл в карты, и играл по-крупному. Исключительная память на цифры, всегда поражавшая тех, кто сталкивался со мной, физическая неутомимость и ясная голова быстро выдвинули меня в число самых известных игроков Украины. Я начал выигрывать, много выигрывать. Помню, однажды я сорвал банк, в котором было на триста шестьдесят тысяч рублей драгоценностей — хоть открывай свой ювелирный магазин! Разумеется, я не спросил у моего партнера, откуда у него эти сокровища. Впрочем, я едва успел полюбоваться блеском моих камней, так как в ближайшие недели две трети моего богатства были проиграны: когда играешь честно, этого не избежать, каким бы ты ни был лихим игроком. В игре всегда есть фактор случайности.

В те дни на моем пути появились и прошли чередой невероятные фигуры подпольных советских миллионеров, которые, не моргнув глазом, проигрывали (или выигрывали) за вечер до сотни тысяч рублей (рубль тогда стоил официально почти что доллар — девяносто центов, хотя обмен рублей на доллары был запрещен). Я помню тощих директоров магазинов старой книги с парой миллионов в потрепанном фибровом чемоданчике, заготовителей скота, державших в каждом из карманов пропотевшего на огромном пузе пиджака по бумажнику с полсотней тысяч новеньких хрустящих рублей. Временами мелькали личности незначительные, месяцами не вылезавшие из глубокого запоя, ставившие на кон десятки тысяч и, проиграв, навсегда исчезавшие из моей жизни. Мы играли в квартирах, где испуганные жены не решались показаться из спальни, пока игроки не разойдутся по домам. Играли в задних комнатах коктейль-баров, ресторанов, на загородных дачах, в деревнях на сеновале, в общественной бане, закрытой в этот день для широкой публики. Поговаривали, что где-то идет игра несравненно крупнее, куда нам не попасть, и рассказывали об игроках, настолько богатых, что лишний миллион им ничего не мог добавить — да еще в тех советских условиях, где его открыто невозможно истратить.

Весною я выиграл автомобиль «Жигули» шестой модели белого цвета. До сих пор я никогда и не думал, что обзаведусь своей собственной машиной.

— А права у тебя есть? — спросил хозяин.

— Не-а, — ответил я беззаботно.

— А водить-то хоть умеешь?

— Тоже нет, — снова весело сказал я. — Но научусь, не волнуйся!

Друзья предложили пригнать мне жигуленка к дому, но я отказался, поехал за ним сам и, не раздумывая, сел за руль. На пути к дому мне попался один-единственный столб, и разъехаться нам с ним не удалось. К счастью, я отделался легким ушибом, машина тоже. Впрочем, это был мой первый и последний несчастный случай за рулем, хотя с тех пор прошло больше трех десятков лет.

Так я заделался владельцем автомобиля и его водителем сразу. Я смутно чувствовал тогда, что эти белые «Жигули» лишь первая машина в длинной цепи других, все более мощных, совершенных и роскошных автомобилей, на которых я буду колесить по площадям и бульварам больших городов разных стран мира.

НЕЛЕГКОЕ ЗНАКОМСТВО

Тот день я никогда не забуду. Я снова жил в столице.

Это был обычный холодный мартовский московский день 1982 года, пятница, конец недели. Я занимался в то время различными валютными операциями и довольно часто бывал в магазинах «Березка». В Москве было пять или шесть таких магазинов, каждый специализировался в своей области. Магазин на Таганской площади торговал одеждой и парфюмерией с косметикой, и я, как помнится, пришел туда в тот вечер купить себе пальто.

Войдя, я услышал раздраженный голос продавца парфюмерного отдела.

— Я не могу заниматься только вами! — Он дошел почти до крика. — Вас много, я один!

На прилавке были разложены духи, крема, губная помада, туалетное мыло. А перед прилавком стояла худенькая девушка — и какая девушка! Особенно поразил меня цвет ее кожи: совершенно белоснежной. Темные волосы стекали вдоль лица и еще больше подчеркивали его белизну. У меня мелькнула мысль, что такой коже никакая косметика просто не нужна.

Девушка слегка покраснела, но не от смущения, а скорей от досады и от стыда за продавца. Тот глядел на нее своими холуйскими глазками и, как все люди его породы, видел разом и ее молодость, и неопытность, и, вероятно, уже заметил не слишком крупные купюры у нее в кошельке.

Не в состоянии оторвать от нее взгляда, я подошел к прилавку. Девушка ничего не отвечала продавцу и продолжала откладывать в сторону коробочки и флаконы, но я заметил, что ее рука напряглась почти до дрожи.