Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций - [166]

В деле такой серьезной значимости, высвобождающем пенящийся водопад эмоций, не могло быть справедливого воздания по заслугам всем, кто заслужил искупления. Родные Дрейфуса в годы его преследований подвергались форменному бойкоту. Как теперь покончить со всеми теми социальными и финансовыми препятствиями, созданными противниками «еврея-предателя»?

Предубеждения тяжелее всего сказались на молодом поколении. В 1894 году два старших сына его брата Жака, готовившиеся в Париже к поступлению в Политехническое и Сен-Сирское военные училища, вынуждены были отказаться от военной карьеры. Других двух сыновей буквально затравили в Бельфорском лицее и вынудили его покинуть.

И все же два года спустя, когда почти всякий во Франции, имевший несчастье носить фамилию Дрейфус, менял ее в законном порядке, этот решительный человек вызвал к себе двух оставшихся сыновей, достигших призывного возраста, и сказал им: «Вы покинете отчий дом и больше в него не вернетесь. Вы поедете во Францию, где вашу фамилию высмеивают и презирают, но сохраните ее. В этом ваш долг. Ступайте!»

Реакция германцев

Когда разразилась мировая война 1914–1918 годов, Альфред Дрейфус тотчас предложил свои услуги армии, был произведен в бригадные генералы и назначен командующим одним из парижских фортов в предместье Сен-Дени. К концу войны он получил звание генерал-полковника и командора ордена Почетного легиона.

Жертвой войны стал генерал-майор Макс фон Шварцкоппен, который умер в Елизаветинском госпитале в Берлине в январе 1917 года. Как главного заказчика Эстерхази в 1894 году, заявление фон Шварцкоппена под присягой в нужный момент избавило бы Дрейфуса от пяти ужасных лет заключения и шести лет разочарования и неопределенности; однако теперь стало известно, что военному атташе было запрещено говорить правду. Когда он умирал в госпитале, его жена слышала, как он выкрикивал в бреду:

— Послушайте меня, французы! Дрейфус невиновен! И никогда не был! Все это интриги и фальсификация! Говорю вам, Дрейфус невиновен!

Военные трибуналы никогда не отличались беспристрастностью. Французская политика, хронически буйная сегодня, вряд ли могла оставаться спокойной, когда Республика только начинала свой двадцать четвертый год. И то, что Дрейфус — еврей, обладавший столь выдающимися талантами, что, даже несмотря на личную неприязнь, ему не могли отказать в высокой должности, — был дважды обвинен при отсутствии малейших доказательств, тогда как предатель Эстерхази был оправдан без судебного разбирательства, нанесло серьезный урон французскому престижу.

В Германии не сомневались, что французское правительство, армейская верхушка и военная разведка не утратили своей уязвимости, обнаруженной еще в лучшие времена Штибера. Дело Дрейфуса, бесспорно, возобновило во Франции напряженность и замешательство и воскресило шпиономанию и подозрительность, порожденную ордой шпионов Штибера. Кастовый беспредел отнял у артиллерийского капитана лучшие его годы в армии, лишив Республику одного из самых блестящих ее офицеров. Но преступление его противников имеет еще большую значимость, из-за своего глубокого воздействия на психологию Берлина, Парижа и сотни миллионов потенциальных противников в «следующей войне». Оно повлияло на формирование Антанты и ускорило вспышку военного конфликта.

Это явно предвиделось на Вильгельмштрассе, где самые ранние — 1894 года — сенсации французской прессы внимательно отслеживались и вызывали немедленное возмущение. Германский посол граф Мюнстер пожаловался французскому министру иностранных дел Ханото, и кайзер Вильгельм написал на полях государственной бумаги: «Одобрено. Мюнстер должен немедленно потребовать официальной сатисфакции. В противном случае я буду принимать активные меры».

Мюнстер действовал столь решительно, что французский премьер-министр Дюпюи почти заверил его, что Германия никоим образом не вовлечена в виновность Дрейфуса. А поскольку Дрейфус не был виновен, это было больше, чем дипломатическая правда. Дюпюи сам был введен в заблуждение Анри, Фабре, дю Пати де Кламом и другими главными заговорщиками. Но когда Мюнстер представил свой доклад в Берлин, кайзер пожелал напечатать публичное заявление о сделанном Дюпюи признании.

Министерство защиты республики Вальдек-Руссо беспокоилось о вспышке восстания, которое угрожало стране по мере приближения второго суда над Дрейфусом. Премьер умолял Вильгельмштрассе опубликовать хотя бы один из документов Эстерхази, полученных после ареста Дрейфуса. М. Делькассе, в ту пору министр иностранных дел, потребовал, чтобы фон Шварцкоппену — которого, разумеется, заменили в Париже — было разрешено дать показания в Германии. И маркиз де Галлиффет, военный министр, и метр Лабори, адвокат Дрейфуса, обратились с просьбой лично к кайзеру, и последний настоял, чтобы военный атташе получил разрешение лично присутствовать на военном суде в Ренне.

Опасения военного министра Франции, что если Дрейфус не будет оправдан, то начнется революция, и что само существование Франции как нации окажется под угрозой, вряд ли расширило словарный запас Гогенцоллернов.