Три тысячелетия секретных служб мира. Заказчики и исполнители тайных миссий и операций - [113]

Дэвис, приятель Хилла, которого наряду с последним считали сторонником крайних мер, был наконец приглашен Фернандиной на очень важное собрание заговорщиков.

Его, Хилла и прочих — всего человек тридцать — привели к присяге, причем Дэвис сделал мысленную оговорку в интересах защиты своей родины. В собрании царила какая-то благоговейная атмосфера, хотя, присмотревшись к своим соседям, Дэвис едва скрыл улыбку. Он был окружен наименее сдержанными и самыми громкими болтунами Балтимора! Как-то они выполнят взятые на себя тайные обязательства?

Пылкая декламация редко свойственна человеку, готовому к рискованным действиям. Среди белых шаров, лежавших в ящике, был только один красный. Заговорщик, вынувший его, не должен был выдать этого ни единым словом, а обязан был считать себя носителем почетного жребия, пока не придет нужный час.

Хилл, однако, узнал и не преминул сообщить Дэвису, что в этот судьбоносный ящик положен не один, а восемь красных шаров. Это была необходимая мера предосторожности в отношении красноречивых, но нерешительных типов, против их трусости и предательства, которые могли помешать пойти на убийство президента Линкольна!

Фернандина, как председатель, открыл собрание вступительной речью. Его воодушевление, как всегда, было вялым — несколько напыщенных фраз, и он замолчал, окинув взглядом борцов за свободу негров, как если бы почувствовал укус аболиционистской змеи. Лампы еще сильней прикрутили, дабы скрыть того, на кого падет выбор. Ящик пошел по рукам.

Дэвис вынул белый шар. По лицу Хилла, который не сумел скрыть облегчение после нервного напряжения, он увидел, что и тому не достался красный. Однако каждый из восьми человек ушел с убеждением, что на него одного легла ответственность за спасение Юга. Отделавшись под каким-то предлогом от Хилла, Дэвис поспешил к Э.Дж. Аллену. И после того как он тщательно записал слова Дэвиса и сопоставил его рассказ с предостережениями, поступившими от Тимоти Уэбстера, Пинкертон первым же поездом уехал в Филадельфию к мистеру Фелтону.

Убийство новоизбранного республиканского президента, когда тот будет проезжать через Балтимор, должно было послужить «сигналом» к поджогу деревянных мостов на линии железных дорог Филадельфия — Уилмингтон — Балтимор, а также к разрушению паромов и подвижного состава во всем штате Мэриленд. После такого удара нация осталась бы без вождя, началось бы восстание рабовладельческих штатов, и столица страны оказалась бы отрезанной от «презренных» аболиционистов Севера.

Консервативные элементы Юга не имели никакого отношения к проектам Фернандины и ему подобных. Но глава балтиморской полиции Кейн, без сомнения, был заодно с заговорщиками. Таким образом, президент Линкольн по прибытии в Балтимор фактически оказался бы беззащитным. В Вашингтон его сопровождало лишь несколько друзей и единомышленников. И когда на вокзале в Балтиморе вокруг этой небольшой группы собралась бы приветствующая его толпа, дружественная, или враждебная, или попросту состоящая из зевак, на некотором расстоянии от них поднялся бы шум, отвлекающий внимание немногочисленных полицейских. Кейн по долгу службы получил бы предлог отлучиться. Затем толпа сомкнулась бы вокруг небольшой группы «презренных янки», поближе к президенту Линкольну. Восемь обладателей красных шаров уже находились бы там, и как раз в этот момент последовал бы роковой выстрел или удар кинжалом.

В Чесапикской бухте должен был дежурить быстроходный пароход, а у берега — лодка, чтобы доставить на него убийцу. Его тотчас же отвезли бы в какой-нибудь глухой порт на далеком Юге, где, конечно, стали бы чествовать как героя — защитника прав штатов.

Предостережение

Авраам Линкольн, видимо из соображения политического характера, пробирался в Вашингтон окольными путями. 11 февраля 1862 года он покинул свой мирный дом в Спрингфилде, штат Иллинойс, в сопровождении личного секретаря Джона Никола, судьи Давида Дэвиса, полковника Самнера, майора Хантера, капитана Попа, Уорда Ламона и Нормана Джадда из Чикаго. Алан Пинкертон был хорошо знаком с Джаддом и уже послал ему две предостерегающие записки, из которых одна была вручена в Цинциннати, а другая — по прибытии президента со спутниками в Буффало.

Линкольн прибыл в Филадельфию 21 февраля. Джадд и Фелтон устроили встречу с детективом и дали ему возможность представить доказательства балтиморского заговора. Пинкертон подвергся перекрестному допросу, столь же придирчивому, как если бы он был свидетелем обвинения в уголовном процессе. Услышав о Фернандине, Линкольн сказал:

— Если я вас правильно понял, сэр, моей жизни угрожает полусумасшедший иностранец?

— Господин президент, он лишь говорит как полусумасшедший. Один из моих лучших друзей глубоко проник в штаб заговорщиков и узнал, насколько тщательно подготовлен каждый их шаг. Способность Фернандины совершить покушение не следует преуменьшать. Заговор идет полным ходом!

— Но почему — почему они хотят убить меня?

Детектив ответил, что мистеру Линкольну — да и никому другому из консервативных северян — невозможно понять те истерические, сумасбродные настроения, которые преобладают в отношении его в Балтиморе и окрестностях. Как новоизбранный глава правительства после 4 марта он должен был положить конец волнениям в Южных Штатах либо решительными действиями, либо более искусными мерами по улаживанию разногласий, которые убедили бы наиболее сговорчивое, неохотно воюющее большинство и выбили бы почву у разжигающих ненависть элементов.